Мой бог сегодня ушел в запой,
явился ночью ко мне прокурен,
и был он будто бы сам не свой,
и был как будто бы он напуган.
Он был как будто бы не в себе,
был пьян, чертовски он был испуган,
как будто мышь на большом корабле,
что тянет вниз эпицентр бури.
Он даже кресло нашел с трудом,
когда пытался в него усесться,
и на лице его была скорбь,
а он все пил и не мог согреться.
А он кричал, что весь мир ко дну,
что с кораблей убегают крысы,
что только ложь его на слуху,
что скоро кончится эта песня.
А он рыдал, допивая ром,
что эти чертовы миллионы
и не пытались узнать о том,
как он любил их и был свободным.
И он шептал, когда я курил,
срываясь в хрип и дрожа всем телом,
как он любил и как был любим,
как тело плавилось под умелым…
Как он любил своего из света,
но, право, он его не создал.
И как съедала Адама ревность,
когда он с дьяволом танцевал.
Как дьявол ночью кричал и плакал,
что ныне он нелюбим и брошен,
как ненавидел его Адама,
как ненавидел и бога после.
И как он плакал, свергая в бездну
того, кто мог разделить с ним вечность,
и как не может смотреть без боли
на тех, кто создан был так неспешно.
Я тихо слушал, дымя сигарой,
а он все пил и рыдал мне в шею,
и я не знал, что же делать, право,
и как ему я помочь сумею.
Дрожащей дланью стирал он слезы,
шепча, как сильно боится боли,
и прикасался так осторожно,
как будто что-то пытаясь вспомнить.
Я молча слушал его и плакал,
не зная, что же ему сказать…
Мой бог, твой дьявол всю эту вечность
тебя любил, продолжая ждать.