Письма живого усопшего - 3

Владислав Стадольник
№ 3.

                Э. Баркер
                ПИСЬМА ЖИВОГО УСОПШЕГО
                или
                ПОСЛАНИЯ С ТОГО  СВЕТА

                П и с ь м о  13.
                РЕАЛЬНЫЕ И НЕРЕАЛЬНЫЕ ФОРМЫ

      Когда я впервые перешел сюда, я был так заинтересован всем виденным, что не расспрашивал, как следует относиться к видимому; но позднее я начал замечать разницу между предметами, которые на по¬верхностный взгляд кажутся из одной и той же субстанции. Так, и начинаю видеть разницу между тем, что несомненно существовало на зем¬ле, как, например, форма мужчин, женщин и детей, и между другими вещами, которые, хотя и видимы и кажутся осязаемыми, но, тем не менее, должны быть, вероятнее всего, мыслеобразами.

      Эта мысль пришла ко мне, когда я смотрел на драмы, разыгрываемые в "небесной стране", и она снова явилась ко мне еще с большей силой, когда я делал недавно исследование в той области, которую я называл "миром первообразов".

      Позднее я буду, вероятно, различать и тот и другой вид с перво¬го взгляда. Например, если я встречу здесь существо, или что мне покажется существом, и мне скажут, что это известный герой романа, вроде Жана Вальжана Виктора Гюго, я буду иметь основание думать, что это - лишь мыслеобраз, но настолько жизненный, что он кажется настоящим существом в этом мире разреженной материи. Но до сих пор я еще не встречал таких героев.

      Таким образом, пока я не удостоверюсь, что встреченное существо слышит меня и может отвечать мне или другим, которые обращаются к нему с беседой, - я не могу окончательно решить, что оно действи¬тельно существует. Отныне я буду исследовать всех, встречающихся мне. Герой романа или иное создание мысли, как бы живо оно ни казалось, не может отвечать на вопросы, ибо не имеет души, не имеет ре¬ального центра сознания.

      Когда я вижу странную форму дерева или животного, и могу его осязать, ибо чувства действуют здесь совершенно так же, как и на земле, я знаю, что она существует в тонкой материи астрального плана.

      Я думаю, что все существа, которые я видел здесь, реальны, но если я встречу такое, которое не смогу осязать, и которое не сможет отвечать на вопросы, - тогда у меня будут данные для моей гипотезы, что частицы материи, из которых составляются мыслеобразы, имеют достаточную степень сцепления для того, чтобы казаться реальными.

      Несомненно, что нет духа без субстанции, и нет субстанции без духа, скрытого или выраженного; но нарисованный человек может же казаться на далеком расстоянии самим человеком.

       Могут ли здесь существовать сознательно преднамеренные мыслеоб¬разы? Я думаю, да. Такая форма мысли должна быть очень интенсивна для того, чтобы сохраняться на продолжительное время.


П и с ь м о  14.

                ФОЛИАНТ ПАРАЦЕЛЬСА

      Недавно и попросил моего Учителя показать мне архивы, где могли бы записываться наблюдения живших здесь, если такой архив существует. Он сказал:
"Вы были большим любителем книг на земле. Пойдёмте".

      Мы вошли в большое здание, подобное библиотеке, и у меня захватило дух от удивления. Меня поразила не архитектура здания, а коли¬чество книг и рукописей. Их, должно быть, было много миллионов.

      Я спросил Учителя, все ли книги здесь. Он улыбнулся и сказал: "Неужели вам все еще мало? Вы можете выбрать все, что хотите".

      Я спросил, как расположены книги - по предметам или иначе?

      "Здесь есть определенный порядок, - ответил он. - Какую хотите вы?"

      Я сказал, что хотел бы видеть книги, в которых записаны наблюдения над этой, все ещё мало знакомой для меня страной.

Тогда он взял с полки объемистый том. Он был напечатан крупным черным шрифтом.
"Кто написал эту книгу?" - спросил я у него.

"Здесь есть подпись".

      Я посмотрел в конце книги и увидел подпись, которую употреблял Парацельс.

      "Когда он написал это?"

      "Вскоре после переселения сюда. Это было написано между жизнью Парацельса на земле и его следующим воплощением".

Книга, которую я раскрыл, представляла собой трактат о духах человеческих, ангельских и элементальных. Она начиналась с определения человеческого духа, как духа, имевшего опыт жизни в челове¬ческой форме; а элементальный дух определялся как более или менее развитое самосознание, не имевшее еще такого опыта.

      Затем автор определял ангела, как дух высокой ступени, который не имел, вероятно, и в будущем не будет иметь таких переживаний в материи. Затем, он утверждал, что ангельские души разделяются на две резко отличающиеся группы - небесные и преисподние; первые при¬надлежат к тем ангелам, которые работали в гармонии с законами Бо¬га, последние - к тем, которые работали против этой гармонии. Он говорит, что каждый из этих отделов необходим для существования другого; что если бы все были добрые, то вселенная прекратила бы свое существование; что и само добро перестало бы быть за отсутс¬твием своей противоположности - зла.

      Он утверждает, что в архивах царства ангелов есть указание, что добрый ангел сделался злым, а злой ангел сделался добрым, но что это были редкие случаи.

      Далее он предупреждает те души, которые будут пребывать в той области, где он это писал, и в которой я нахожусь в настоящее вре¬мя, чтобы они не вступали в сношение со злыми духами. Он заявляет, что в более тонких формах здешней жизни больше соблазнов, чем в жизни земной; что сам он был неоднократно осаждаем злыми ангелами, убеждавшими его соединиться с ними, и что их аргументы были иногда чрезвычайно благовидны.

      Он продолжает, что во время своей неземной жизни имел частые общения с духами; и добрыми, и злыми; но что пока он был на земле, он никогда - насколько ему известно - не беседовал с ангелом из породы злых.

      Он указывает своему читателю, что есть только один способ для определения, принадлежит ли существо здешнего тонкого мира к ангелам, или же только к человеческим или элементальным духам; отличить ангела можно только по большой силе сияния, окружающего его. Он го¬ворит, что и добрые, и злые ангелы окружены чрезвычайным сиянием; но что между ними есть разница, заметная при первом же взгляде на их лица; что глаза небесных ангелов пылают любовью и разумом, тогда как смотреть в глаза ангелов преисподней чрезвычайно тяжело.

      Он говорит ещё, что для ангела тьмы возможно ввести в заблуж¬дение смертного человека, явившись перед ним под видом ангела све¬та; но что такой обман невозможен по отношению души, освободившейся от своего смертного тела.
Возможно, что я скажу еще более об этом в другой раз, а теперь я должен отдохнуть.

П и с ь м о  15.

                РИМСКАЯ ТОГА

Особенно интересным делает для меня эту страну отсутствие условностей. Здесь нет двух людей, одетых одинаково, - или нет, это не совсем точно, но очень многие одеваются так необыкновенно, что
их наружный вид придает здешнему миру большое разнообразие.

      Моя собственная одежда похожа на ту, что я носил на земле, хотя раз, в виде опыта, остановившись мысленно на одной из своих прежних жизней, я облекся в одежду того времени.

      Здесь ничего не стоит приобрести нужную одежду. Я не могу ска¬зать, каким образом я приобретал то, что меня облекло при переходе сюда; но когда я начал обращать на эти вещи внимание, я увидел себя одетым так же, как и прежде.

      Здесь много таких, которые носят костюмы древних времен, Но я не вывожу из этого, что они были все эти истекшие века здесь.

      Может быть, они носят такую одежду потому, что она им нравит¬ся.
Как общее правило, большинство остается вблизи от тех мест, где они жили на земле; но я предпочел скитаться с самого начала. Я быстро передвигаюсь из одной страны в другую.

      Одну ночь (у вас это - день) я могу отдыхать в Америке, другую ночь - в Париже. Я неред¬ко отдыхал на диване в вашей гостиной, а вы не знали, что я был там.
Хотя думаю, что вы, наверно, почувствовали бы мое присутствие, если бы я оставался так же долго около вас в состоянии бодрствова¬ния.

      Но не подумайте из этого, что там необходимо прислоняться во время отдыха к твердой материи вашего мира. Совсем нет. Мы можем отдыхать на тонкой субстанции нашего собственного мира.

      Однажды, после моего переселения сюда, я увидел женщину в гре¬ческом костюме и спросил, откуда она достала его. Она сказала, что сделала его сама. На мой вопрос - как? - она ответила:

      "Я просто сделала образец в уме, и он превратился в мою одеж¬ду".

      "Как вы его скрепляли? Застежками?".

       "Не совсем так, как это делается на земле".

      Тогда я взглянул пристальнее на нее и увидел, что ее одежда состояла из одного куска, подхваченного на плечах булавками с разноцветными камнями.

      После этого я сам стал пробовать создавать вещи. Тогда-то мне и пришла идея облачиться в римскую тогу, но я никак не мог припом¬нить, какой у нее вид.

      Когда вслед за тем я встретил своего Учителя и сказал ему о своем желании, он научил меня, как создавать одежду по своему вку¬су: нужно представить себе ясно образец одежды, сделать его для се¬бя видимым, а затем - силой желания облечь тонкой субстанцией ментального мира этот воображаемый образец. И тогда возникнет желаемая одежда.

       "В таком случае, - сказал я, - субстанция ментального плана, как вы это называете, не та же самая, из какой состоит мое тело?"

      "В конечном анализе, - ответил он, - материя одна и та же в обоих мирах; но в быстроте вибраций и в разреженности большая
разница".

      Субстанция, из которой сделана наша одежда, кажется очень тонкой, тогда как тела наши представляются довольно плотными. Мы совсем не чувствуем себя прозрачными ангелами, сидящими на влажных облаках. Если бы не быстрота, с которой я переношусь через пространства, я готов иногда думать, что мое тело так же плотно, как и прежде.

       Я нередко могу видеть вас, и для меня вы кажетесь прозрачной.

      Я думаю. что это опять тот же вопрос о приспособлении к окружающей среде.

      Вначале мне было трудно приспособлять количество энергии, не¬обходимой для каждого определенного действия. Так, например, когда я вначале хотел подвинуться на короткое расстояние, - скажем, на несколько ярдов, - я оказывался за целую милю, до того мало усилия требует здесь передвижение, но в настоящее время я уже приспособился.

      Я решил запастись большим количеством энергии для очень дея¬тельной жизни на земле, когда я снова вернусь туда. Здесь же самая трудная задача для меня, это - писать посредством вашей руки; вна¬чале это брало все мои силы, но теперь я чувствую все меньше сопро¬тивления с вашей стороны, и мне приходится употреблять все меньшее усилие. И все же я не мог бы писать без перерыва, не употребляя в дело вашу жизненную силу, а этого я не хочу.

      Вы, вероятно, заметили, что перестали утомляться после писа¬ния, как вначале.
Но я заговорил об отсутствии условностей в нашем мире. Мы приветствуем друг друга, но только когда хотим. Хотя я видел не¬сколько старых женщин, которые боялись говорить с незнакомыми, но, вероятно, они были очень недолго здесь и еще не отделались от зем¬ных привычек.

П и с ь м о  16.

                ТА ВЕЩЬ, КОТОРУЮ НУЖНО ЗАБЫТЬ

      Мне хотелось бы сказать слово тем, кто приближается к смерти. Мне хотелось бы просить их забыть, как можно скорее, о своих физи¬ческих телах после той перемены, которую они зовут смертью.

      О, это ужасное  любопытство,  заставляющее смотреть на ту  в е щ ь,  которую мы принимали когда-то за себя!  Оно возвращается от времени до времени с такой силой, что заставляет нас действовать как бы против воли и притягивает нас к ней, к этой вещи. Некоторыми оно завладевает подобно страшной одержимости, и они не могут осво-бодиться от нее, пока остается малейший остаток плоти на тех кос¬тях, которые служили для них когда-то поддержкой.

      Скажите им, чтобы они отбросили от себя всякую мысль о своем теле и переходили бы свободными в новую жизнь. Смотреть назад на прошлое бывает иногда очень полезно, но только не на эти разлагаю¬щиеся остатки прошлого.

      Видеть в гробу возможно потому, что тело, которое мы носим те¬перь, светится в темных местах и в состоянии проникать через плот¬ную материю. Я сам его делал, но решил никогда не возвращаться и не смотреть на  э т о.

      Я не хочу потрясать или огорчать вас - я хочу дать вам предуп¬реждение. Это зрелище очень печальное, и возможно, что от многих душ, только что перешедших сюда, оттого и веет такой печалью. Они снова и снова возвращаются к тому месту, которого они не должны бы посещать.

      Нужно вам знать, что когда мы усиленно думаем о каком-нибудь месте, мы немедленно переносимся туда. Наше здешнее тело так легко, что оно способно следовать за мыслью почти без всякого усилия. Ска¬жите им, чтобы они не делали этого.

      Однажды, проходя по аллее, - ибо у нас тоже есть деревья - я встретил высокую женщину в длинной черной одежде. Она плакала - ибо у нас тоже есть слезы. Я спросил ее, о чем она плачет, и она пос¬мотрела на меня с невыразимой печалью.

      "Я сейчас смотрела на  э т о", - сказала она.

      Мое сердце болело за нее - я знал, ч т о она чувствует. Потрясение, которое испытываешь при первом посещении, повторяется снова и снова, ибо эта вещь становится все менее похожа на то, чем мы представляли себя при жизни.

      Мне часто хотелось, из чистого научного интереса, спросить Ляйонеля, не возвращался ли  он к своему телу; но я не спросил, из бо¬язни внушить ему эту идею. Он полон такой беспокойной любознатель¬ности. Очень возможно, что у тех, которые переходят сюда в детском возрасте, меньше этого вредного влечения, чем у нас.

      Нам следовало бы помнить во время земной жизни, что эта наша внешняя форма вовсе не мы сами, и тогда мы.не придавали бы ей тако¬го преувеличенного значения.

      Как общее правило, пробывшие здесь очень долго совсем не ка¬жутся старыми. Я узнал от моего Учителя, что после некоторого вре¬мени старый человек забывает, что он стар; в нас заложена наклон¬ность оставаться в мыслях молодыми, и это отражается на внешнем ви¬де, так как здесь тела могут воспринимать именно ту форму, которая соответствует нашим мыслям. Закон ритма действует здесь как и вез¬де; дети вырастают и могут даже достигнуть старости, если их созна¬ние ожидает такую перемену; по большей части здесь встречаются люди во цвете лет, ибо существует наклонность или достигать расцвета, или возвращаться к нему, а за тем удерживаться в этом состоянии пока непреодолимое влечение к земле не возникнет снова.

      Большинство здешних жителей не знает, что они жили много раз во плоти. Они воспринимают свою последнюю жизнь более или менее яс¬но, но все, что было раньше, кажется им подобным сну. Следует всег¬да сохранять память прошлого как можно яснее, это помогает строить будущее.

      Люди, которые представляют себе ушедших своих друзей мудрыми и всезнающими, были бы очень разочарованы, если бы узнали, что в действительности потусторонняя жизнь есть лишь продолжение жизни на земле! Если земные мысли и желания направлялись к одним материаль¬ным радостям, они, по всей видимости, остаются такими же и здесь. Мне встречались настоящие святые, с тех пор, как я здесь; но они и в земной своей жизни обладали высокими идеалами, здесь же они могут неограниченно жить этими идеалами. Жизнь за пределами смерти может быть так свободна! Здесь нет той механической жизни, которая дела¬ет людей такими рабами на земле. В нашем мире человека задерживают только его мысли. Если они свободны - свободен и он. Но здесь нем¬ного людей с моим философским складом. Здесь больше святых, чем мыслителей, так как высочайший идеал большинства людей склоняет скорее к религиозной, чем к философской жизни.

       Мне думается, что самый счастливый народ из всех людей, которых я здесь встречал, это - живописцы. Субстанция здешнего мира так легка и пластична, что она необыкновенно легко складывается в фор¬мы, творимые воображением. Здесь есть прекрасные картины. Некоторые из здешних художников стараются передать свои картины внутреннему зрению земных художников, и иногда им это удается; и тогда истинный творец радуется, что его товарищ на земле схватывает идею и осу¬ществляет ее на полотне.

      Не каждый способен видеть ясно, насколько вдохновленный им ху¬дожник выразил его идею, ибо требуется специальный дар или специ¬альная подготовка, чтобы видеть явления из другого вида материи, но дух вдохновителя улавливает мысль в сознании вдохновленного им ху¬дожника и таким путем узнает, насколько его идея осуществилась на земле.

       С поэтами то же самое. Здесь создаются прекрасные поэмы, и они отпечатлеваются в мыслях земных поэтов. Один из здешних поэтов ска¬зал мне, что это легче достигается с короткими поэмами, чем с эпо¬сом и драмами, для которых требуется продолжительное усилие. Приб¬лизительно то же самое можно сказать и о музыкантах. Когда вы быва¬ете в концертах, где исполняется прекрасная музыка, там вокруг вас, наверно, толпятся духи, любящие музыку и упивающиеся музыкальными гармониями. Земная музыка доставляет здесь много радости. Мы можем слышать ее. Но ни один из здешних любителей музыки не появится в месте, где барабанят и фальшивят. Мы предпочитаем струнные инстру-менты. Из всех земных влиянии звуки достигают легче всего в эту об¬ласть жизни. Скажите это музыкантам.

      Если бы они могли слышать  н а ш у  музыку! Я не понимал музыки на земле, но теперь мой слух приспособился. И мне кажется, что вы должны слышать нашу музыку так же, как мы вашу.

      Вы, может быть, интересуетесь знать, где я бываю. Я очень люб¬лю одно прелестное место в деревне, на склоне горы, недалеко от мо¬его собственного города. Там вьется тропинка вокруг холма, и над самой дорогой стоит хижина. Иногда я остаюсь там подолгу и слушаю журчанье ручья, сбегающего с горы; высокие стройные деревья стали как братья для меня. Вначале и неясно различаю физические деревья; тогда я вхожу в маленькую хижину и ложусь на деревянную скамью, прислоненную к стене. Я закрываю глаза и особым усилием, или вернее устремлением, я делаюсь способным видеть мое любимое место. Но нуж¬но прибавить, что это происходит в ночное время, когда мое тело излучает свет. При ярком солнечном освещении мы совсем не можем видеть, наш свет угашается резким солнечным светом.

Однажды я взял Ляйонеля с собой и оставил его в хижине, а сам удалился на некоторое расстояние. Взглянув на хижину, я увидал, что вся она светится необыкновенно красивым сиянием - сиянием самого Ляйонеля. Маленькое строение с остроконечной крышей имело вид жемчужины, освещенной внутри. Это было очень красиво.

      После этого я пошел к Ляйонелю и сказал ему, чтобы он в свою очередь отошел в сторону, а я занял его место в хижине. Меня инте¬ресовало, увидит ли он то же самое. Когда он вернулся ко мне, я спросил его, что он видел, он воскликнул:

- Какой вы удивительный человек, отец! Как это вы сделали, что вся хижина светилась?

      Тогда я убедился, что и он видел то же самое, что видел я.

      Но сейчас я устал и пожелаю вам доброй ночи и приятных снови¬дений.

_____________
* Вторая часть – размещена  в Проза.ру 24 июня 2016 г.
   Владислав Стадольник http://www.proza.ru/avtor/vladislav4