Ветер с залива шумит за окошком, снег на деревьях качает права,
жмётся пугливо к их тоненьким ножкам осень - погреться, роняя слова. Снова мороз: по осеннему снегу шины машин, как газеты, шуршат - вечная проза - и в сказку с разбегу, счастья лишившись, ныряет душа...
Жили да были Мороз да Морошка, жили в избушке в лапландском лесу,
рыбу ловили плетёною плошкой, морща веснушки на рыжем носу.
По вечерам, отдыхая с устатку, ели оладьи да пили чаёк,
и до утра засыпали, и сладко было их снам от расправленных ног.
Кошка ходила для них на охоту и добывала мясца на обед,
и в холодильнике их по субботам было навалом и счастья, и бед.
Жили да были, как будто не в сказке. Время стекало, что с крыши вода... Белые крылья надев на салазки, так стариками ушли навсегда
в снежную небыль Мороз и Морошка, людям оставив свои имена;
бродит по небу их рыжая кошка, только местами вдоль моря видна Солнечным Скатом, живущим на небе.
Ночью зарывшийся в звёзды, как в снег,
по старикам он последний молебен служит, на крыши сходя по весне...
Осень в Лапландии сказками плачет, тундру баюкая спать до весны,
пьются с оладьями чаем горячим вкусно-уютные рыжие сны.
Запах морошки дымится над чашкой, строчки в канву зашивая, стучит
осень в окошко звенящей стекляшкой синей, озвученной ветром, ночИ. Выпадет счастье к рассвету, иначе весь белый свет станет жить, а пока
с морем прощается, на зиму прячась, в сказку поверивший солнечный скат...