Изломанные линии созвездий
На небе побледнели. У реки
Эол не носит никаких известий,
И люди спят, от горя далеки.
Нарцисс упрям и ждёт, когда же встанет
Возлюбленный его из вод ночных.
А Эхо, от прохлады на платане
Укрывшись, не смыкает губ немых:
"Ах, Гера, ты была несправедлива!
Ни в чём я не виновна пред тобой.
Позволь хоть раз, божественная дива,
Мне слово молвить о себе самой!".
Но Гера непреклонна – иль не слышит,
Ведь голос Эхо глух, как тишина.
Нарцисс так худ и бледен, еле дышит...
Прочь гонит нимфа липкий морок сна,
Спускается на берег, с состраданьем
Касается холодного плеча.
В лице Нарцисса – страсти содроганье,
Шевелятся уста, кровоточа,
Глаза распахнуты и ищут отраженье
В переплетенье тёмных струй речных
Таких же глаз. Своим отображеньем
Пленён Нарцисс на ложе мхов лесных.
"Ах, Гера, торопи коней горячих!
Пусть Гелиос нам явится скорей
И в гуще облаков – овец бродячих –
Всё озарит сиянием кудрей!
Тогда Нарцисс измученным и слабым
Себя отдаст Танатосу навек,
Однако вспомнит перед псом трёхглавым,
Что нужен человеку – человек!
И, может статься, на его останках
Поднимутся прекрасные цветы.
Я буду первая ходить в служанках
У Солнца, – ради смертной красоты".
Блеснул туман серебряным пологом
Над руслом речки. Чёрная листва
По узким, тесно жмущимся отрогам
Зазеленела силой божества.
В воде студёной, как и прорицали
Старухи Мойры много лет назад,
Близнец Нарцисса промелькнул в зерцале
Текучем – и сошёл в подземный сад.
В том месте, в роще славного Кефисса,
До наших дней овеянный молвой,
Растёт цветок под тенью кипариса –
Нарцисс – хранимый эхом и травой.