Мир катится по наклонной шаром для боулинга.
И хоть мне лететь до тебя семь часов на крылатом боинге,
Мы не увидимся - преют апрельские листья в сей час обреченно тихий -
Я буду сидеть и ждать от тебя звонка, подыхая от нервного тика.
Я снова прижмусь к стене и поглажу её украдкой,
Мою тень - неказистый, нескладный немой отпечаток.
Мои руки непревычно болят от печати иль расстояния: вывихи.
Я скучаю по вам: я шепчу твое имя в подушку на вдохе, "Россия" - на выдохе,
И на выдохе дым сигарет обратится немыми слезами.
Десять лет я прожду тебя нА Ленинградском вокзале,
Десять лет - это кипа моих тобой непрочитанных писем,
Я сожгу их: разлетается пепел как снег к догорающей выси!
А ты скажешь, что в этой стране невозможно писать - лишь пить:
Мол, Чернобыль грохочет, всех вдребезги облучая. Лучше б ты обучилась любить!
Лучше б чаще писала, дотягиваясь рукой до индейского континента, где я живу
Одиноко, тоскуя по снегу и водке. Я гляжу на тебя в подзорную в ожидании рандеву
И предвижу развал, ибо наша страна по швам разрывается и трещит,
Так и мы с тобой: рвемся неистово, пополам, между нас - Атлантический щит.
Мне нельзя возвратиться, стоять, прозябать в этом томном безлюдье -
Я смирился уже, что я рядом с тобой и Россией не буду.