Дышалось влажно, тяжко, не насквозь.
Дома просели, небо принимая.
Взлохмаченная, псивая, немая
явилась ночь, оглохшая от гроз.
Боясь ступить за рыжий полукруг,
курил сосед у сонного подъезда,
и тень его уродливо, болезно
тянулась прочь худым подобьем рук.
Сверчал сверчок. Я тихо шла домой.
И тридцать лет назад всё было то же,
но был ещё пацан сосед Серёжа,
не пил, не спал с толстухой из второй.
Меж тополей на лавке за столом
привычная дремала Воробьиха:
муж-ветеран, закладывая лихо,
гонял её, как фрица под Орлом.
Там, во дворе, с тех пор и по сейчас
натянуты верёвки бельевые,
и тётя Люба сушит голубые
семейники, что носит дядя Стас.
И карусель ржавеет до сих пор —
скрипучая, куда там покататься...
Пока ты есть, мне всё ещё семнадцать.
Не надо, не меняйся, старый двор.