Брошу город, уеду в деревню,
на кулички, в дыру, в глухомань,
где не в моде писатель Пелевин,
где петух надрывается в рань.
На опушках полно земляники,
раскраснелась, бери-не хочу,
и запутался шмель в повилике,
и похожа сосна на свечу.
В полдень воздух струится от зноя,
даже лёгкого нет ветерка,
в этом царстве жары и покоя
под кувшинками дремлет река.
Позолотой играет пшеница,
вдоль заросшей травой колеи
и созревших колосьев ресницы,
так похожи длиной на твои.
Упаду на душистую мяту,
разомну её листья слегка,
так лежал бы с утра до заката
и смотрел, как плывут облака.
Раскидает закат в небе маки,
как же воздух под вечер здесь чист,
в тишине где-то брешут собаки,
одинокий грустит гармонист.
Разольётся в душе безмятежность,
будто к вечности сердцем приник
и забудется сном неизбежность
окунуться в кошмарный час пик.
В аккурат, после дождика в среду,
соберу свою волю в кулак,
брошу город, в деревню уеду,
даже, если мне скажут – «Чудак!»...