Когда от смены погодных фронтов боль меняет цвета,
Мир становится слишком твёрд, а кофе - не очень горяч.
Вдруг понимаешь, что тело твоё – подержанный инвентарь,
Полученный под расписку, как ролики или мяч.
Его до тебя надевали не раз и тот, что последним был,
Наверное, так же погоду клял и грустно смотрел в окно,
И так же смеялся, и так же пел, и так же бороду брил,
И старое кресло привычно давил своей-казённой спиной.
И этот съемщик писал стихи о совах и о китах.
Одних полагая мудрее всех, других – благородней всех,
Его приглашали, и он тогда со сцены стихи читал,
Что, впрочем, давалось ему легко и, кажется, был успех.
А после концерта он шел к метро, шатаясь от боли в ногах,
И все улыбался, и щурил глаз, и что-то мурчал под нос,
Поскольку считал, что оставил след, умножив себя в веках,
И верил наивно, что слово порой способно достигнуть звезд.
И ты смеешься над ним теперь, гори, мотылек, гори!
Аренду просрочил и где ты сейчас, любитель китов и сов?
Но вместе с этим какая-то часть тебя ощущает ритм,
И бьет по ребрам, и грудь теснит тугая лавина слов.
Тогда понимаешь, что тело твое не гаджет и не прикид.
Ему доступна не только боль, но также восторг и страсть,
И ты способен еще любить, и петь, и писать стихи,
Хоть ты и считал, что за давностью лет функция отнялась.
И если бы жизнь повторялась вновь, Господь колесо вертел,
На подступах к раю открыв прокат «Сдаются тела внаём»,
То я и тогда бы, коль будет шанс, из прочих достойных тел,
Какой бы не был порядок цен, упрямо выбрал своё!