Жизнь прожил — не жирел, не тощал,
Результат все не мог подытожить,
Потому что Ее не прощал —
Не хотел свою душу тревожить.
Даже в мыслях не мог допустить,
Да и в церковь захаживал редко,
Чтобы, как там: «понять и простить»,
Чтобы выпустить птицу из клетки.
И когда постарел, поседел,
И когда выпивал, может, лишку,
Мозг сдаваться никак не хотел,
Сочиняя все новые фишки.
Но случилось… Порою ночной
В первых числах дождливого мая
Прилетел чей-то Ангел — не мой,
Хотя я своего-то не знаю…
Он сказал: «Не хотелось мешать,
Но вот есть у меня порученье:
Надо нам бы вопрос порешать,
Он касается, в общем, прощенья».
Начал запросто, издалека,
Что с его стороны было мудро:
— Не грызет ли ночами тоска?
Не шалит ли сердечко под утро?
А потом: «Вот стесняюсь спросить,
— Здесь уже подкатил к горлу ком мне, —
Что же ты Ей не можешь простить?»
— Ты поверишь мне, Ангел? Не помню…
— Ты забудь Ее или прости,
Ведь вопрос твой не требует мщенья,
А не можешь — со мной отпусти,
Мы у Бога попросим прощенья.
Ведь Она двадцать лет как одна…
Плачет ночью, закрывшись в кладовке, —
Не забыта и не прощена, —
Как же жить Ей с такой кодировкой?
Я ответил, налив себе чай,
Постарался, как можно, короче:
— Ты же Ангел, вот ты и прощай,
У меня нет таких полномочий.
Но задумался, глядя в окно,
И добавил, свой мозг очищая:
— Ладно, хватит, уже все равно…
Если Ей это нужно, прощаю.
— Ты черкни здесь своею рукой,
Чтоб проблем не возникло когда-то:
— Я сегодня, такой-то, такой,
Все прощаю. Внизу подпись, дата.
И откуда-то ручка взялась,
В ручке ампула с кровью венозной…
На бумаге оставил я вязь:
— Все простил! Извините, что поздно…
— Только ты это тоже, мой друг,
Принеси мне вина вместо чая,
Ведь не каждую ночь так-то вдруг
Я людей своей кровью прощаю.
Попросил и пошел на балкон —
Прихватило в груди тем же комом —
Слишком много поставил на кон
Этот Ангел со взглядом знакомым.
Защипало в ресницах от слез…
Думал, скажет: «А выкуси, накось…»
Хорошо бы, чтоб водки принес,
Да еще б хоть какую-то закусь…
Я не слышал того, что в ответ
Он сказал, а как смог обернуться,
То увидел Мартель, — двадцать лет, —
С канапе на фарфоровом блюдце.
Я спросил, покраснев от стыда —
Голос дрогнул на первом же слове:
— И Она пусть прощает тогда!
Только вот, если можно, без крови.
В тишине где-то грохнул трамвай —
Выстрел в мозг с сокрушающей силой:
— Мне пора… Ты давай... наливай…
— Я ТЕБЯ ДВАДЦАТЬ ЛЕТ КАК ПРОСТИЛА…
( художник Лео Хао , с разрешения автора )