В этом году, в этом месяце исполняется 30 лет со дня смерти Володи Шлёнского. Он был хороший мужик, любил жизнь. Мы с ним подружились во Владивостоке на одном из поэтических фестивалей. Всегда он был душой компании. Низенького росточка, обаятельный... Вместе мы ездили в Чугуевку, на родину Фадеева. потом - в океан, на сейнер, читать стихи перед плавсоставом. Володя как рыцарь прикрывал меня и ещё одну девушку, оберегал.. .
Дружба (именно дружба) продолжилась в Москве. В июне 1986 он был в Афганистане. А умер так: шёл по лётному полю, приотстал от своих, упал... Товарищи ушли немного вперёд, оглянулись, вернулись - а он уже мёртв. Сердце отказало.
А был ему всего 41 год.
* * *
На сейнере, на сейнере,
набитом сельдью всклень,
сидят столичных семеро
и водку пьют весь день.
Уже гитара терзана
по кругу много раз,
а поэтесса Берзина
всё знает про компас,
идёт бутылка белая,
как девка, по рукам,
уже про терен пела я
и плакал капитан —
за душу за хохляцкую
так крепко забрало,
что китель рвал за лацканы
и вспоминал село.
Семь дней «трёхсотый» траулер
разгрузки в море ждёт.
Семь дней баланду травим мы
и веселим народ.
Хлебнули, блин, романтики
по самые борта!
В гостинице «Атлантика»
пылятся паспорта.
Как солью сельдь —
культурою
пропитан плавсостав…
Мы с Соколовым Шурою
сидим, долбим устав.
С утра — стихи и лекции,
душевный разговор,
а вечерком по секциям
факультативный спор:
радист схлестнулся с мичманом —
тот ярый анархист,
что жизнь являет личная
и алиментный лист,
радист же родноверствует —
Перун да руны вед.
С ним мёд со спиртом трескает
механик старший — Дед,
такая, кстати, бестия,
что Ницше б в корчах сдох!
Из Владика известия
не посылает Бог...
Скорей бы катер битенький
приткнулся в борт эСэР,
скорей бы Горский Митенька
позвал всех «на плэнэр!»
Устав себя есть поедом,
как ринется братва
домой, по тверди, поездом
Владивосток-Москва!
Но вдруг аккордов выходка
берёт за сердце нас:
Володя Шлёнский тихо так
запел «Афганский вальс».
Ах, шпендик, что ж ты делаешь!
Слетает с неба свет,
берёзы, девы белые,
бегут бойцам вослед,
летят ветра афганские,
песком метут в глаза,
и в волны океанские
вплетается гюрза…
Володин голос стелется
как дым от сигарет,
нам вместе с песней верится,
что в мире смерти нет,
что все вернутся прежними,
красивы и крепки,
что будут мамы с нежностью
смотреть из-под руки…
И вот уже — ни чаек там,
ни солнца в небесах,
лишь песенка печальная
да слёзы на глазах,
да океан вздымается —
вселенской сельди бок,
да Шлёнский улыбается
как только Шлёнский мог…