Холодное солнце светило неярким светом, разливая редкие лучи по голой, пустынной земле. Кое-где встречались одинокие пожухлые кустики, но и они, склонившие головы, казались навечно заснувшими странниками, случайно забредшими на эту планету.
Я сидел у оврага и перебирал разбросанные повсюду гладкие камни. Это было, пожалуй, единственным моим развлечением, и, сколько я себя помнил, единственной страстью. Я не имею обыкновения преувеличивать значение вещей и тем более людей – их я вообще сторонюсь – но в составлении каменных композиций я действительно находил утешение. Подолгу разглядывая идеальную поверхность, отливающую медным блеском, я воображал совершенный плоский мир. Там, в этом мире, всё должно было быть правильно – никаких неожиданностей. Предсказуемость – залог спокойствия, восхитительного уравновешенного существования, где нет места бестолковым словам вроде «внезапно» или «вдруг». Там всё обычное, родное, милое моему сердцу – «как всегда».
Признаюсь, я часто предавался таким мечтам. Мне повезло родиться нормальным – без чувств и глупых, никому не нужных эмоций, затрудняющих восприятие окружающего мира. Таких, как я, большинство – около 97 % жителей Стардаста, но оставшиеся три процента…мы называем их паразитами. Они появляются на свет больными: плачут, смеются, растягивают лица в непонятные уродливые гримасы и вообще – ведут себя как попало. Если бы я умел испытывать жалость, наверное, мне было бы жаль этих несчастных. Но к моему великому удовольствию, я не чувствовал ничего и никогда и наслаждался жизнью. Я упорно избегал беспокойных людей и грезил о времени, когда их совсем не останется. К счастью, наши учёные довольно преуспели в выведении бесполезных чувств.
Недавно я вступил в возраст половозрелости. Это значит, что мне предстоит выбор партнёрши, с которой мы в будущем создадим уютную ячейку где-нибудь на окраине города и проживём столько, сколько нам отвёл Главный Звездочёт. Каждый из нас с детства занесён в его особую книгу. Всё предрешено, судьба расписана от рождения до смерти, и это – как я всегда думал – бесценный подарок. Да, я и правда так думал…до вчерашнего дня.
Вы знаете Амели? Она одна из тех, кого мы называем паразитами. Вы сразу отличите её по вызывающей внешности – кудрявые завитки, вечно лезущие в лицо, пунцовые щёки (они становились такими, когда учитель делал ей очередное замечание) и большие серые глаза, в которых застыло непонятное мне выражение. Амели любила смотреть на небо, будто ожидала увидеть там нечто необыкновенное, заламывать руки и шептать что-то себе под нос, отвлекая меня от мыслей об идеальном совершенстве предсказуемого мира. Я частенько ловил на себе её взгляд, и от этого мне было очень не по себе. Я старался держаться подальше от Амели, боясь подхватить опасную заразу. Но вчера произошло что-то очень странное.
Я как обычно выходил из школы, предвкушая плотный обед. Вечером я собирался поискать новые камни для своей коллекции. В дверях я столкнулся с Амели – она яростно оттолкнула меня и выбежала во двор, обливаясь слезами. «Какая глупая и опасная особа», - подумал я в который раз и хотел было пройти мимо безумной, как вдруг заметил сочившуюся из её коленки кровь. К здоровью нас учили относиться бережно, поэтому я посчитал своим долгом напомнить Амели о необходимости визита к врачу. Она подняла на меня глаза, полные солёной воды, и выпалила: «Никто не выбрал меня! Никто из этих гадких, одинаково бессмысленных мальчишек! Лучше умереть, чем жить такой жизнью. Мне всё здесь отвратительно, ненавижу…и тебя, тебя больше всех! Хотела бы я, чтобы ты знал…А эта…эта Эмма…как ты мог предпочесть её, ЕЁ – мне?? Она пустая, ты не будешь с ней счастлив!» И Амели разразилась новым потоком слёз. Я стоял и думал о том, откуда в ней столько лишней влаги – вот было бы хорошо, если бы её можно было отдать для переработки в Фонд Пресной Воды. Во всяком случае, это было бы логично и в высшей степени разумно.
И тут случилось это самое «вдруг» - девчонка вскочила и, подпрыгнув ко мне, прижалась губами к моей щеке. Я ощутил её жаркое дыхание и чуть уловимый аромат лаванды. По телу пробежала лёгкая дрожь. Я с трудом отстранился и тупо уставился на Амели – она вновь залилась ярким румянцем и, закрыв лицо руками, побежала в сторону своего дома на другой стороне улицы. Я потрогал место её поцелуя – оно горело и никак не давало забыть о себе. Не в силах понять, что произошло, я стоял и смотрел себе под ноги, ковыряя землю. В груди что-то бешено стучало – впервые в жизни. И я понял, что всё-таки заразился от безумной Амели. Я ЧУВСТВОВАЛ.
На завтра у меня была назначена встреча с Эммой – следовало обсудить детали нашего дальнейшего соединения и торжественной части заключения союза. Холодные струйки пота скатились по моей шее при мысли об этом. Отчего? Я не знал наверняка. Мне почему-то резко стала отвратительна перспектива образования ячейки с Эммой. Я впервые (и снова это слово!) задумался о том, что она совсем некрасива. И очень… очень обычна. Тут я испугался самого себя. Ведь это как раз то, чего я так желал – счастье в обыденности. Универсальная формула, составные части которой почему-то стали распадаться и ломать систему, выстроенную у меня в голове. Пришло осознание: нужно что-то менять.
Наступил тёплый тихий вечер. Парило, дышать было тяжело, и я с трудом дошёл до дома, постоянно оглядываясь назад. Не знаю, зачем – то ли я чего-то боялся, то ли напротив – надеялся кого-то увидеть. Мама с папой давно пришли. Всё было как всегда – новости, передаваемые ежечасно, мерный гул плиты, мамина шерстяная юбка и папины бессменные вопросы об успехах в учёбе. Всё было как всегда – кроме меня.
Я сел на диван рядом с отцом и решился заглянуть ему в глаза. Там было пусто. Пусто настолько, что у меня защемило в груди, и я вдруг ощутил настойчивое желание бежать без оглядки, прочь, подальше отсюда. Мама пристально взглянула на меня. Увиденное ей явно не понравилось, потому что по лицу её, гладкому, словно мои любимые камни, пробежало некое подобие тени. «У тебя щёки красные, Джеймс. Признавайся, ты тёр их? Может быть, тебя кто-то ударил? Кто-то из этих паразитов? Надо немедленно сообщить об этом в Комиссию. Они портят наших детей!» Я начал дышать очень часто и вдруг выпалил: «Не смей их так называть, мама. Они не паразиты. Они лучше нас. Я это знаю. Я это ЧУВСТВУЮ.»
С этими словами я выбежал из дома и направился к Амели. Мне казалось, только она была в состоянии понять меня и помочь избавиться от ноющей боли, сковывающей моё нутро. Когда я добрался, было уже абсолютно темно, но я стал громко выкрикивать её имя в надежде, что девочка услышит и спустится. Так и случилось. Сонная Амели открыла входную дверь и подошла ко мне. «Чего надо?» - грубо спросила она. Не понимая, что делаю, я осторожно взял её руку в свою. Потом подошёл ещё ближе и обнял Амели. Она не сопротивлялась. Я услышал её вздох и ощутил живое тепло, разливающееся по телу. «Не отпускай меня», - попросила она. Я кивнул головой и ещё крепче сжал безумную в объятиях.
Мы сидели на ступеньках её дома до самого утра. Вдали забрезжили робкие предрассветные лучи, и небо окрасилось в цвет маковых лепестков. На нём всё ещё мерцали последние звёзды. Никто из нас не говорил ни слова. Мы просто знали, что теперь всё будет по-другому. Я положил руку в карман и нащупал там один из своих коллекционных камней, которыми я раньше так дорожил. Теперь он не был гладким. Случилось чудо – сквозь камень пробился маленький росток, зелёный и свежий, как наполнявшее меня чувство. Я подарил его Амели. Она улыбнулась. Она поняла.