И. А. Бродскому
Жить в эпоху свершений, имея возвышенный нрав,
Потому еще трудно, что, косность сознанья поправ,
Не вернешь полновесных наитий прекрасной эпохи.
В густотелой кромешности нынешних выцветших трав —
То и слышим всенощно, что шёпот беспомощных прав
Да несмелые вздохи.
Так, закинувши бредень от бреда брегов далеко,
Поседевшее время-рыбак забирает легко
Голосистые тени былого на лодку Харона.
На вершок бы нам синего моря, на игольное только ушко,
Чтобы в пенистых всплесках тритоновых гулких рожков
Слышать громы перрона!
Оперившись, пространство задвинет за ширму веков
Оробелую вечность незрячих, чужих берегов
Ненавистной, бесстыдной, дурной, второсортной державы.
Захрипит поперхнувшийся щебнем на пире богов
Век увечный, превечный и лживый зиждитель оков,
И в гробу — моложавый.
Мы сколотим, сколотим дубовый — для вечности — гроб;
Не затем, чтобы вынести к чёрту эпоху, а чтоб
Сохранить эту жизнь навсегда за смолистую лживость.
Потому что смущает и бесит бестелость утроб,
Мы постель себе стелем и — в мире ошибочных проб —
Узнаем, что свершилось.
Жить в эпоху свершений практически значит — не жить.
Хорошо, что нельзя (и не нужно) ничем дорожить.
Хорошо, что ты мертв, хорошо, что (уже) — не очнешься.
И, стремящийся — быть, говоришь и свершаешь: н е быть,
Не вершить, не спешить, не желать, не жалеть, позабыть!
...а забыв — в неизбывность безумия мира качнешься...
1. IV. 2015.