Хочу пройтись я по дорогам
Любимой Родины моей,
Где рощи дышат свежим соком
Родных берёзовых ветвей.
Там льётся чистый голос звонниц,
Уносит душу в отчий край,
Где образа глядят с иконниц,
Мой деревенский скрылся рай!
Запахнут Троицыны сени,
К вечерне, скошенной травой,
И зелень берези весенней
Украсит сельский Храм листвой.
Мелькнут народные гулянья,
Катанье крашеных яиц...
Веселье, праздники, венчанья.
И много юных светлых лиц...
Господне лето отзвенело
В покосы на родных лугах.
И девушки в платочках белых,
Сгребали сено на стога.
Закрыли Храм, попа прогнали,
Советской власти он мешал.
Креститься люди перестали.
И пыл молитвенный пропал.
Настали годы пятилеток
Советской власти боевой.
На трудодни растили деток
В избёнке тесной всей семьёй.
Телега жизни шла: то туго
Крестьянин вожжи прижимал,
То конь спешил и рвал подпругу,
И на пути ослабевал.
Но время тяжких испытаний
Судьбы, не выдержал колхоз.
Заполучив початки знаний,
Народ не стал возить навоз.
Все разлетелись, словно птицы,
Кто в город, кто в большой райцентр.
Ну, что болтать мне небылицы?
Остался там людей - процент.
Селенья тихо вымирали.
Старушки выжили одни.
Как камни мохом обрастали,
Влача безрадостные дни.
Но, где теперь моя деревня?
По ней прошёлся будто вор.
На пустыре, лишь ворон древний,
Копает выброшенный сор.
А Храм, растерзанный, на горке,
Глядит угрюмо мне в глаза.
И на Престол Алтарный, горько,
Стекает Господа слеза...
Мою любимую нижегородскую деревню, родину моей матери, на карте не найти. Её покинули колхозники, когда жить в деревне стало невыносимо трудно. А теперь там - пустырь.
Судьба отцовского села сложилась счастливее. Оно существует до сих пор. Но прекрасный Храм, по-прежнему, в руинах.