полный текст в сборнике Это вам не сказки для детей
http://stihi.ru/2014/09/30/2075
"- Гибнет колхоз, - мрачно говорили теперь и мужики, и бабы.
И только дурак и его три сына Ивана молчали, не зная, что сказать."
+++
Это ещё Чернышевский с Лениным спрашивали у всех: что делать?
Колхозники же даже не спрашивали "что не делать", потому что не делали ничего.
Из русской литературы в колхозе уважали только Муму, хотя вряд ли читали в подлиннике, а пересказы из-за сплошных Матюков делали произведение очень коротким и ничем не отличающимся, скажем, от адаптированных вариантов "Войны и мира" и Графа Монте-Кристо".
Когда Иван-младший ушёл искать счастье в город, никто и не заметил, но по возвращении в колхоз он принёс столько новостей, что весь колхоз от удивления три дня пьянствовал, правда, как и до этого, и после этого.
Если перевести с колхозного языка на окололитературный, новости были потрясающими, хотя ручаться за то, что все всё поняли правильно, очень сложно: во-первых, Сталина в Мавзолее, оказывается, нет уже сорок лет или пятьдесят. Во-вторых, коммунизм отменили, партию как-то переименовали и колхозы запретили.
В-третьих, ещё что-то изменилось, трудно сказать, не то страны уже не было, не то её переименовали как-то чудно, Иван-младший как доказательство притащил из города крышку от столика кафе, где отпечаталось из прилипшей газеты слово "яиссора", обозначавшее новую страну.
Но на четвёртый день новость надоела, и колхоз продолжал жить нормальной жизнью. Какашка, конечно, задумывался, почему из телефонной трубки вот уже пятнадцать лет не поступают указания, вообще даже ни "пи-пи". Но долго думать было трудно, и в прежние годы, бывало, не каждый месяц телефон работал.
Гораздо серьёзнее обсуждали бабы другую важную новость, принесённую Иваном-младшим: будто изобрели в городе показной ящик навроде кино маленького, и стоят такие ящики даже в столовках, и видел Иван кино "Муму возвращается", что баб перепугало: рассказ "Муму" уважали, честно говоря, за то, что его использовали в качестве практического пособия по регулированию поголовья единственного в колхозе скота - собак и кошек.
Бабы перепугались не на шутку: если все котята и щенята вернутся с болота - жрать будет нечего, и без них окромя воробьёв мяса не было.
Но с возвращенья Ивана неделя прошла, а утопленники не возвращались, так что потихоньку все успокоились и решили, что Муму возвращается только в город - в колхозе не прокормиться.
Иван же младший словно спятил, начал говорить много книжных слов и придумывать истории ещё почище, чем Какашка.
Председатель хотя и не поверил Ивану насчёт запрещения колхозов, слово "коммунизм" заменил на "демократия", посчитав, что эти слова похожи, тем более, в переводе на доходчивые матюки.
Он, конечно, обзывал Ивана-младшего "перестройщиком" в порядке иронии и сатиры, но признать, что жизнь в колхозе изменилась, ему пришлось.
Новые веяния чувствовались во всём: откуда-то вместо покоцанных гранёных стаканов появились пластмассовые, а закусывали теперь самогон кубиками-рубликами или голимыми бланками, а ещё чаще - такими, которые надо было пять минут даже с зубами жевать, и всё равно опасно было подавиться.
Бабы возле бани устроили рынок. Поскольку денег не было, торговали на луковую шелуху, и именно нерегулируемый рынок привёл председателя к кризису, и в колхозе началось классовое расслоение: у кого шелухи было много - стало ещё больше. а основная масса трудящихся пропивала шелуху и стремительно нищала.
Дело шло к голоду, чего Какашка понять не мог: основной продукт в колхозе был мышиный картофель, в изобилии растущий по берегам болота, его даже зимой было легко надёргать, - вдруг стал продаваться напёрстками, а до того вёдрами колхозники друг у друга занимали.
Председатель присмотрелся и понял, что если раньше за мышиным картофелем ходили даже пацаны от года до трёх, не считая повзрослее, теперь его собирали две бабки, а остальные ни за что не хотели сами идти на болото, а только покупали, да не с запасом, а два-три напёрстка - раз закусить. А как шелухи не было - сидели голодные и злые, самогон уже пили совсем без закуси и, конечно, травились страшно - бывало, наутро мужи к встаёт - стакан осилить не может. А пойти за мышиной картошкой сами - нет, пусть это бабки рвут, не мужицкое дело.
Сосед дурака по прозвищу Генерал - потому что ходил и зимой, и летом в кальсонах на голое тело, - от голоду раз упал в обморок после восьми стаканов самогона. А у соседа справа начались сердечные колики, он стал орать советские песни, но из каждой мог вспомнить по одной строчке, что под его универсальный мотив всё равно не подходило: белеет парус одинокий, зачем ты в наш колхоз приехал в тумане моря голубой?
И стал плакать, почему-то настолько опьянев, что решил, будто антисоветчики в колхозе правят вместо сидеть, и пошёл в баню восстанавливать народную власть, бабок с рынка разогнал, вместо красного флага повесил этикетку от портвейна ¬13 и объявил себя большевиком последним, но сдался через три дня за пять напёрстков мышиной картошки и ведро самогона своей куме.
Все сочувствовали неудавшемуся большевику, Мудраку, но три дня без закуски подорвали его светлые идеалы. Полуторагодовалый сын Растрёпы сам переступил через своё мужское достоинство, нарвал полведра мышиной картошки и за полдня стал мультимиллиардером, лишив шелухи весь колхозный лук. Теперь все мужики по очереди катали его в бочке по колхозу за щедрую плату. Так всё и просадил "Лас-Фигас".
Нашли в колхозе и нефть - в старые времена сливали лишнюю солярку в канаву - она же не тонет. И продавал её чумазый пацан по кличке Какой-то, так что скоро вся шелуха пошла к нему, и избрали пацана председателем колхоза, правда, без права подписи - всё равно он не умел писать.
Какашка ушёл на пенсию, только пенсию, естественно, давать было некому, вся шелуха была в обороте, а лук уже давно был голенький и потихоньку гнил.
Но он не зря всю жизнь председательствовал и нашёл себя в туалетном бизнесе: в бывшем клубе открыл платный туалет - всё равно там уже засрали - и сгрёб шелуху себе, выкупив все акции колхоза, однако шелуха вся же и осталась у него, и теперь мужики и бабы глазами хлопали, оставшись не при делах.
Народ всё же выход нашёл: мышиную картошку теперь продавали "на пальцы". Продавец и покупатель одновременно кидали пальцы, и если покупатель угадывал - получал столько напёрстков, по скольку они с продавцом выкинули.
Однако при этом уже обогатиться никому не удавалось, пока не прорезались финансовые способности у библиотекарши Дули - она вырвала все страницы из собрания сочинений Ленина, и колхоз снова погрузился во мрак лихорадки капитализма, пока все до одного листочка не оказались в клубе, причём отнюдь не в качестве банкнот.
Пытались умельцы отмывать и отстирывать грязные деньги в болоте, но от них всё равно дурно пахло.
- Гибнет колхоз, - мрачно говорили теперь и мужики, и бабы.
И только дурак и его три сына Ивана молчали, не зная, что сказать.
+++