Эта история не про любовь, не про дружбу, она не про войну, не про великие достижения, не про путешествия и даже не про поиск смысла жизни. В ней всего понемногу, она повторяется из года в год, из века в век, из поколения в поколение. Она измеряется количеством чувственных вдохов и частых выдохов. Она глубиною в плавящийся воск и длинною в бесконечность.
Все началось просто, как и любая великая повесть: Аннушка разлила масло, Карлсон познакомился с Малышом, Базаров навещал родителей, Скарлетт невинно болтала с друзьями, Розмэри отдыхала на берегу Французской Ривьеры, carino занимался в библиотеке….Вот и наша история слагается весьма заурядно….
Он сосредоточенно вглядывался в мутную поверхность реки, по колено стоя в ледяной воде, которая, проскальзывая стаей змей сквозь пальцы, не давала сконцентрироваться на поиске. То и дело, набегающая волна, столкнувшись с камнем, разлеталась в дребезги, осыпая его лицо мелкими частичками, которые под жаром солнечных лучей мгновенно уносились прочь. Тогда наш герой, изнывая от режущего зноя, набирал в свои большие ладони горсть освежающей жидкости и обливал пылающие щеки. Странно, думал он, будто я длиною в сотни тысяч километров и какие-то шутники растянули меня так, чтобы ноги мерзли в Арктике, а голова пылала на экваторе….настоящий ад, даже хуже чем прошлой зимой, когда снег завалил двери и я не смог пойти в кино, как обычно делаю по пятницам, наверное, кассирша весь вечер гадала, куда я пропал. Она всегда мне улыбается и спрашивает: «Вам опять один билет на последний ряд?», а я по отработанной схеме отвечаю «Да, никто из друзей не смог». Мне кажется, я ей нравлюсь, именно по пятницам она старается выглядеть привлекательней. Как-то, выбившись из привычного графика, я пришел во вторник...так лучше бы дома остался: невымытые волосы собраны карандашом на макушке, дешевые румяна горели на щеках неаккуратными пятнами, оттеняя зеленоватую бледность следов раннего завтрака на растянутом свитере. Люси, так зовут кассиршу, смотрит на меня умоляюще огромными глазами изголодавшейся дворняжки, ожидая, что, если не в этот, то в следующий раз я несомненно позову ее с собой в зал, а она все без оглядки бросит и будет нежиться в моих руках весь сеанс.
Он тут же с энтузиазмом влился в поток нелепых мыслей: Люси с вызовом смотрит на столпившихся перед кассой любителей слезливых мелодрам, демонстративно ставит табличку «билеты проданы» и показывает на нее своим изуродованным мизинцем правой руки. Затем, поправляя гнездо на голове, берет ключ от зала номер 6 и уводит меня за собой в еще не выветрившуюся после предыдущего просмотра затхлую темноту. Я не сопротивляюсь, ведь сам с дуру предложил побыть немного вдвоем. Ключ звякает в замке тяжелой двери, и я слегка пугаюсь. Долбанная маньячка. Но в итоге мы десять часов подряд смотрим старое кино, объедаясь попкорном и болтая о всякой важной ерунде. А затем наступает тот самый переломный момент, когда свет экрана удачно падает на ее лицо, она заливается соблазнительным смехом и увлеченно рассказывает о вчерашней стычке с какой-то наглой бабулькой в продуктовом. Я смотрю на нее другими глазами, глупо улыбаюсь, понимая все свое моральное уродство, нахожу ее мягкую раскрытую ладонь и устаиваю шуточный бой на пальцах. Люси ответственно подходит к игре и ломает мне большой, потом директор кинотеатра вместе с парой полицейских с грохотом выламывают дверь, оказывается, нам барабанили все это время. Они залетают, бьют нас шокерами и увозят в неизвестном направлении. Эх такой момент испортили….
Громко хохоча над своими безумными фантазиями, он осторожно двигался к берегу, порой переставляя руками онемевшие ноги. «Уже сотню лет здесь копаюсь»,- возмущался он вслух, «прям как Индиана Джонс, только ищу я не сокровища и у меня нет кучи бесстрашных помощников». Он достал из чехла старенькую гитару, которую пару лет назад обменял на буханку хлеба у какого-то несчастного пьяницы и стал подыгрывать местной рок-группе: завывающий ветер был солистом, дрозд сидел на барабанах, а речка виртуозно справлялась с клавишами. Наш герой то и дело прерывал мелодию, чтобы поправить надоедливую челку. Надо постричься думал он каждое утро, подолгу стоя перед зеркалом. Пора придумать имя. Пусть будет Курт. Так вот..Курт не был самолюбив, но «кому же может не понравиться созерцать такую красоту!», ответил бы он на ваш насмешливый или укоряющий взгляд. Бесспорно, Курт был удивительно хорош и ладен: искрящиеся малахитовой россыпью глаза горели весельем и беззаботностью, невероятно длинные ресницы были вечным предметом зависти соседских девчонок, немного неловкая, но в то же время безумно милая улыбка помогала выпутываться из мелких передряг, широкие плечи и подтянутый торс давали привилегию в школе отпускать шуточки про толстяков, а непослушные темно-русые волосы доходили до плеч, извиваясь хаотичными волнами по всей длине. Как-то поспорив с братом, он перестал ходить в парикмахерскую и уже отрастил приличную длину волос для честного выигрыша, но это было так давно, что, ни он ни брат уже не помнили, что стояло на кону.