"А слава - чтО - слава? Дым. Хотя, может, и не дым. Если деньги - грязь, то слава - болото."
A, B, (C), - SUR, - D
красная звезда
этюд 006
русское чудовище
памяти котика кристофора
Плотник Антип был просто ошарашен, когда в его избу ворвался спецназ в чулках на башке. Даже лёжа мордой в пол, пытался с любопытством рассматривать их автоматы, но ему боец рассоветовал.
Вели его, согнутого в три погибели, с наручниками за спиной, и соседи рты поразевали - не каждый день в Антиповке такое кино крутят!
Козёл Фрол невозмутимо наблюдал, как хозяина запихивают в новенькую "волгу", невесть как заехавшую на хутор по колее.
Здание спецслужбы в области было невзрачным снаружи и мрачноватым внутри.
Следователь оказался вежливым очкариком вроде колхозного бухгалтера Зёзи, угощал импортными сигаретами, спрашивал глупые вопросы о различных оффшорных банках и трансфертах и, в шутку, намекал, что миллионами надо делиться. Антип сосал сигарету за сигаретой и пытался догадаться, известно ли следователю про злополучный мешок комбикормов, который давеча спёр на ферме и утопил в болоте, поскольку корм оказался гнилым - назад ворованное не попрёшь.
И ещё водились за плотником грешки, в том числе и по пьяни Марью Петровну, училку, зажимал на праздник, - так никто не видел, а она навряд ли жаловалась...
Но следователь если про колхозные делишки и интересовался, то уж, ясно, - ни бум-бум и ни в одном глазе не был.
Двенадцать часов бились следователи, но так Антип ничего и не понял.
При нём его конфискованный компьютер трижды разбирали и собирали, все четыре гигабайта прошерстили, заставляли и кнопки тыкать, и мышь елозить, не веря, что Антип - "чайник" и компьютер даже включать не умеет.
Сын плотника, ему компьютер и подаривший, раньше учился в городе, а был теперь вне подозрений из-за железной алиби: на зоне тарабанил второй год, подсев вместо кутившего с ним по случаю их окончания истфака приятеля - сына замгорпрокурора - что называется, кончил фак.
Ночью после допроса понял Антип, что вся заковыка в этих железках - будто кто-то украдкой компьютер включал и лазал с ним по заграничным банкам, тасовал международные счета, путал секретные материалы Пентагона и колумбийских наркокартелей.
На хуторе Антиповом населения было семь человек, все пенисионеры и насчёт антернета совершенно беспонтовые. А чужие здесь не ходили с прошлой осени - да через болото даже зимой только хуторяне и могли пройти: Антип - на работу, когда не в запое, а старичьё - раз в месяц, - за хлебом и за свет платить.
Всё это следствие установило абсолютно достоверно, и Антипа отпустили, но не вернули подаренный сыном компьютер - да и ладно, когда сына выпустят, вернут ему взятый тогда заместо этого для игрушек более подходящий.
Вернулся Антип героем, и кликали его теперь Хакером, что было даже слегка приятно. Три месяца он отсидел не в вонючей камере, а в роскошной комнате спецслужбовского подвала, лучше, чем двадцать лет назад в санатории, даже ежедневные допросы не больше мучили, чем тогда процедуры, его не молотили, не прессовали, а ещё кормили по-городскому - харю разъел, как у председателя, закруглился, раздобрел наш плотник. Смешно сказать: ещё и по четыре бутылки портвейна давали после каждого допроса.
Всё лето на хуторе забава была : сто лет никого не было, так повадились какие-то "охотники" на болоте кулика стрелять, всё чвакали в сапожищах, плащах, волочащихся по грязи, и москитных сетках, а винты таскали с оптикой и ночной прикруткой, точно крокодила искали.
Пацаны с деревни тоже на хутор повадились, всё высматривали - где просто кочка, а где намазанная рожа с ряской на каске.
В деревне гутарили, что Антип притянул нечистую силу - имелись в виду, конечно, не секреты спецназа, а самые что ни на есть обыкновенные водяные да лешие, проникшие через антипов компьютер в мировую паутину и устроившие там вакханалию. Все компьютерные фирмы напрасно боролись с новой заразой: мало уже вирусы - появились в Интернете программы-невидимки, которые в спецлитературе прозвали "антиповыми чудовищами", - они портили не всё подряд, а шухарили селективно, распуская растворяющиеся и самоликвидирующиеся подпрограммы, названные "болотными клопами и тараканами".
Как ни странно, серьёзного ущерба пока не было, хотя очень неудобно, если компьютер месяц подряд изо дня в день буровит, что на дворе, к примеру, один понедельник.
За хутором следили неприметно, но плотно, а ничего не выяснялось. Секрет, конечно, не получался, и весь мир узнал про Антипово болото, уфологи сюда рвались что-то замерить приборами, но зону закрыли - и точка.
Вспомнили старики, что на болоте в старые советские времена будто водилось чудище Аленький цветочек, которое хотя людей не ело, но стращало.
Однако в мировой прессе преобладала версия о том, что Антипово болото - это секретная база инопланетян из других инфлатонных флуктуаций-ниточек, и назвали этих существ "антитипами".
Сам Антип тоже заболел этой шпиономанией и днями таскался по болоту, разыскивая следы пришельцев - только напрасно.
Сопровождал Антипа Фрол, козёл, он на болоте лучше любой собаки разбирался, да и веселее было, "охотников" и секреты Антип не касал, обходил, выбирая места поглуше, ходил по безлюдью и надеялся установить контакты с внеземными чудовищами, нисколько не боясь: уж если колхоз и партком его не извели, то с разумными существами договориться он не сомневался.
Не славы искал Антип и даже не денег: он же легко позволил его невесть как открывшиеся миллиардные счета в заморских банках закрыть и деньги все раскидать обратно, у кого они пропали.
Нет, хватало Антипу четырёхсот рубликов пенсии.
А слава - чтО - слава? Дым. Хотя, может, и не дым. Если деньги - грязь, то слава - болото.
Нет, Антип хотел у пришельцев важное спросить: не заместо ли Бога они, и зачем смерть, во-первых, а, во-вторых, - если без смерти можно обойтись - то что делать человеку бесконечное время? Неужели работать?
Нет, работы Антип не боялся и не сачковал, всю жизнь горбатил на колхоз и государство, замечая, как любой труд бестолкомы трудящихся советов оборачивают.
Слышал он, что за границей от труда польза бывает, хотя и у нас молотки и лопаты порой толковые делали (но что, окромя гробов, толкового инструментами делали?), и eщё по слухам был в городе будто балет полезный, и ракеты сколачивали, хотя и непонятно - зачем. Насчёт морских кораблей он сомнёвался. Считал, что если военный корабль сам тонет - как ему воевать? А если в него пуля шальная попадёт вдобавок?
В общем, вопросы у Антипа были, сам думал немало и по трезвому, и выпимши, но теперь, кажись, и поспрашать могло кого найтись.
И не потому он о смерти хотел поинтересоваться, что помирать был не согласный - это само собой. А, вообще, в чём смысл?
Когда жена его умерла - не плакал, только не мог себя смирить.
А когда котик попал под "беларусь" и три часа мучался страшно, а он даже придушить не мог руки поднять - плакал. То есть, подвывал и рычал, и после так и не согласился. Понял слово "убиваться".
Другой бы в церкву зачастил, а Антип иногда "Отче наш" бормотал и больше всё думал.
У него, значит, были серьёзные вопросы поважнее славы и денег.
Как-то не спалось ему ночью, ворочался и думал всё одно. И услышал звуки странные, будто дятел - это ночью? Тихонько поднялся и вышел, половицей не скрипнув.
Смотрит: козёл Фрол сидит на скамеечке, что Антип сколотил, когда пацанчик его малой был, перед Фролом какое-то вроде как пианино детское и экранчик от мобильника. Стучит козёл по клавишам и смотрит, как что-то мелькает на экране.
Понял Антип, что это козёл баловался раньше на его компьютере, а теперь собрал свой из выброшенных деревенскими поломанных мобильников, наладил спутниковую тарелку из старой сковородки.
Посмотрел Антип и не стал козла расспрашивать про важные вопросы: ясно же, ерундой козёл занимался, любой хакер на то жизнь кладёт, и уж чем ему только понедельники не угодили, может, сочувствовал хозяину насчёт похмелья - но не больше.
Вспомнил бедного котика, беззвучно поплакал и пошёл тихонько на болото.
Но не топиться.
Просто всё было бессмысленно, и, оказывается, как-то с молодости ясно это было, с комсомола и армии ещё, но всё надеялся смысл найти.
Впрочем, к осени козёл чего-то захандрил, свой деревянный компьютер раздолбал, утопил в болоте и всё сидел рядом с Антипом, будто о том же думал.
+++
A, B, (C), - SUR, - D
красная звезда
пролонгэтюд 006
e-male : swobodnaya poesia.wet.ru
site : orden poetow
autor : wirtualnyi poet
epicikl : wsego neskolko milliardow let
+++
Быть поэтом в деревне непросто.
Трактор рвёт изнурённые груди земли
Я на Пушкина вышел не ростом -
просто в городе рос, где другие росли.
Только в почве скудной под плитами
искарёженного абсурдом хозяев асфальта,
средь корней ядовитых советских лишайников,
лишь читая по сокам весенние сказки о жизни и солнце,
я рос вглубь, надеясь найти сердце планеты,
чтоб спросить: по какому закону
не почувствует ветер
и не будет под звёздами ждать
Солнца восхода мой нерождённый подсолнух
- отчего же и сегодня под солнцем пузырится слизь?
Я рос вглубь, постигая планету послойно,
я рос внутрь семени, где записано всё,
- листая спирали молекул,
я вростал в электронные оболочки кристаллов,
раздвигая протонов с нейтронами
гигантские пузыри.
Я рос глубже.
И однажды вспыхнуло солнце...
Меня подхватил нежный ветер
и поднял выше самых высоких поэтов,
только там, на земле, никто
не смотрел в облака,
кроме ждущих дождя и боящихся вымокнуть.
Трактор рвал груди земли.
И дождинка, случайно попав в глаз ребёнку, возможно, на слезинку уменьшит
искалеченность слизью и гнилостью мир...
+
Вот так начинается вечность
Для робкой с собою борьбы -
Как истинная небеспечность -
С согласия быть и не быть.
За тем начертить надо знаки,
Чтоб встать у последней черты,
Взлететь, не взирая на взмахи
Зевак, разевающих рты.
Чтоб мир, предстоящий сознанью,
Прошёл сквозь двуликое Я,
Чтоб, видя себя, мирозданье
Взлелеяло плод Бытия
В душе, одинокой, как Вечность,
И крохотной будто звезда
Несущая свет в бесконечность,
Не гаснущая никогда.
Вернуть не окалину праха,
Но, каплю прибавив Любви,
Дать проблеск в темнилище Страха:
Ты - мир бесконечный - живи.
И ворох нелепых поступков,
Как зеркало, может быть, Я,
В час Смерти, входящей без стука,
Оставить для Небытия.
+
реквиемный тост по-чёрному
И зa меня вайнах не отомстит
Интеллигенты скорбно молвят: ах, доколе?
И Бог убийц моих, конечно же, простит.
Мою вину измыслят в протоколе.
Мои друзья с убийцами поставят
мне памятник с лавровым хомутом
и пристегнут меня к державной славе,
и "малый Пушкин" назовут потом.
Меня убийцы пышно издадут:
роскошный переплёт, в регалиях портреты,
где я даю совет вождям, и важен, и надут...
Надут... И им - босяк! - даю советы?
Но старый графомана граммофон
дороже мне парадного мундира.
Поэт - солдат; но он - не солдафон.
Солдат, не признающий командира.
А прибыль со стихов моих пойдёт
на гонорар убийце нового поэта.
И самый распоследний идиот
слова стихов моих поймёт: "про жизню это!"
Меня перехоронят через десять лет
в богатом чёрном лаковом гробу,
поставленном на торжественный лафет.
Не слишком много ль почестей рабу?
И в траурной процессии, сказавшей ясно "а",
добавят непременно бодро "б",
что будет и логично, и прекрасно:
но буду ль я действительно в гробе?
И - руку собственную на усекновенье дам -
я не нуждаюсь в мемуарной лести:
отыщется немало добрых дам,
за гонорар готовых поступиться - задней датой - честью.
(Да было б то! Ответил бы за грех;
но мой скелет - им не для развлеченья;
простой, как варвар, и пытлив, как древний грек,
не тратил я на них секунд без исключенья.
Нет, я, конечно ж, дам любил иных,
и - милые мои, - как вы меня любили!
жил - дышал - любил, я - всплеск морской волны, -
пришедшие из тьмы меня за чистое и светлое убили.)
Свободный Запад деньги соберёт
и передаст Кремлю для учрежденья Академии.
И Кремль, не моргнув, как всегда соврёт,
что свято соблюдёт употребленье денег.
И разворуют быстро миллиард,
который даст Кремлю Микола Джексон,
взамен вручивши мишуру наград
Деменьтеву как доброй воли жесту.
Но, как-то раз в подземный переход
войдя без мысли о загробном мире,
услышишь, незнакомец: песню нищий бард мою поёт,
аккомпанируя себе на старой лире.
Не буду я смотреть на всё с небес.
Исчезну навсегда. Меня не будет, и я не воскресну,
И память обо мне не защитят ни ангел, и ни бес.
Вот за это самое я, наверное, тресну
+
Снег падает в подземный переход.
Мой друг уже не курит и не пьёт.
Он перешёл, и очень хорошо,
что вспоминаю - жизни порошок
рассыпался, и, годы накреня,
я спрашивал себя: а на хрена?
Я не фашист, но Родину люблю,
предпочитая лист увядшему рублю
- сорвавшийся с дерева листок
несёт холодный ветер на восток.
Мой друг не пьёт. И я к тому ж стремлюсь.
Врубаюсь. Радуюсь безлюдному Кремлю.
И лета странное нелепое названье
как ни крути - теперь моё прозванье.
Мой друг не курит. В ТОЙ командировке
подземный переход для смелых и для робких
один. Но зря я на ту сторону гляжу:
я в то же подземелье ухожу.
И лета недозревшие плоды
роняет мир в мгновенья молодых.
И тот, кто курит, и, конечно, пьёт
- живёт. Снег падает в подземный переход.
+++