На просторах СССР. Часть первая. Глава 1-6
НА ПРОСТОРАХ СССР. Повесть (Мемуары)
Часть первая
ПУТИ - ДОРОГИ
Глава 1
ПЕРВЫЕ ШАГИ
Мы с матерью жили в домишке, который она купила в райцентре на сбережённое
пособие за погибшего отца. В доме была одна комната, половину которой занимала
русская печь. Дверь из комнаты открывалась в коридор, в котором был отгорожен маленький чулан – кладовка. При доме был большой огород, на котором росли картошка, капуста, морковь и огурцы. На работу она устроилась няней в детский сад – надо было зарабатывать пенсию.
Вопрос о том учиться мне и дальше в школе, или поступать в ФЗО, разрешился неожиданно просто и к моему великому удовольствию. Дело в том, что мы получили письмо от жены брата Владимира, который в это время отбывал службу в армии. Она убедительно советовала мне немедленно приехать к ним в Горький и подготовиться к экзаменам для поступления на учёбу в Речное училище.
В речное училище в г. Горький конкурс был большой – питание, обмундирование, а после окончания звание офицер запаса привлекали много желающих. Но и отбор был строгий. На врачебной комиссии меня забраковали – нашли какое-то искривление носовой полости, а я и не знал, вроде и нос прямой. Но, как говорится – не было бы счастья… Помогла копия с похоронки на отца, предусмотрительно приложенная матерью к документам. К экзаменам меня допустили, а я на удивление сам себе, сдал их на отлично
и был зачислен курсантом. Обмундирование и питание в училище были по флотским нормам, производственную практику проходили на пассажирских пароходах Волжского речного пароходства и это были лучшие годы моей жизни.
В тот год – на втором курсе, нам выдали полный комплект обмундирования, в том числе парадную форму,
и я заявился домой во всём блеске флотского обаяния.
Лесхоз выделил Шагаловым большую комнату в деревянном 2-х этажном доме барачного типа, где они
и проживали вшестером – уже здесь сестра родила вторую дочь. Старший сын Анатолий перешёл в 3-й класс. Работал в лесхозе один Михаил. Шагаловы решили отметить мой приезд и устроить праздник для близких знакомых и родственников. Кстати Михаилу удалось завалить лося – лицензию на отстрел в то время было получить просто, так что угощение по тем временам сестра приготовила обильное. Гостей было немного – несколько семейных пар из конторы, где работал Михаил и дядя Миша – родной брат отца с женой Ольгой -медсестрой единственной местной больницы.
Дядя Миша, старший из пяти братьев, прошёл всю войну от звонка до звонка и вернулся,
а отец добровольно ушёл на фронт в 42 –м и в 43-ем уже получили на него похоронку. Остальные не попали на фронт по возрасту, а один – дядя Петя из-за покалеченной в детстве руки. Все они кроме младшего из братьев, который учился в Москве на журналиста, были в тот вечер у Шагаловых.
Выпивки собственного изготовления тоже было достаточно. Как в сказке, в которой русский солдат сварил суп из топора, сестра была мастерицей по изготовлению самогона. Ни аппарата, за которыми охотилась милиция, ни запаха от барды*не было, а бутылки со светлым, как слеза, самогоном и крепостью, превосходящей магазинную водку, появлялись на столе, как по волшебству в нужный момент.
С холодными закусками дело обстояло хуже, но гости, учитывая обстановку, принесли с собой кто чем богат – банку солёных огурцов, кастрюлю квашеной капусты, а дядя Миша приволок целое ведро солёных грибов.
*БАРДА- отходы при изготовлении спиртного.
Я в парадной форме был у них уже с обеда, помогая сестре собирать на стол, а потом и встречать гостей. Вечеринка разворачивалась своим чередом- гости произносили тосты, выпивали, закусывали. Спели несколько застольных песен под гармошку- за гармониста был дядя Лёня, и под гитару, на которой неплохо играла сестра.
Некоторые из гостей уже предлагали мне сплясать матросский танец Яблочко, и я не собирался долго отказываться, так как в училище освоил несколько колен этого танца, но тут хозяину в голову пришла идея проверить мою физическую подготовку. Он встал посреди комнаты и имитируя, что подворачивает рукава, поджидал меня. Я, понимая и принимая это за очередную шутку, растопырив руки пошёл на него.
Михаил был не в отца – деда Василия, ростом не выше меня, но жилистый и коренастый. Ясно, что при желании он мог раздавить меня как цыплёнка, но он, обхватив меня руками, таскал по комнате даже не пытаясь повалить. Я тоже, обхватив руками крепко держался за него. Не больше пяти минут мы в таком положении ходили по комнате.
И вдруг я почувствовал, что тело Михаила выскальзывает из моих рук. От неожиданности я разжал руки, а он во весь рост растянулся на полу.
Немая сцена – ни звука, и вдруг оглушительный крик, который преследует меня всю жизнь, резанул мои уши: - Женька дурак, что ты наделал!!!- Кричал сын Михаила- Толик.
И тут все зашевелились. Первой упала на тело сестра, трясла его голову, бессвязно повторяя:
--Миша, Миша, что ты, очнись, не пугай нас.
Её оттащили. На колени перед телом опустилась Ольга. Она первой поняла, чем можно было ещё помочь – разжав зубы ложкой, засовывала в рот ему пальцы, затем перо от куриного крыла, пытаясь вызвать рвоту, делала искусственное дыхание. Потом попросила зеркало, поднесла его ко рту Михаила и увидев, что зеркало не отпотевает, глухо произнесла: - Всё…скончался.
Сестра упала на пол, потеряв сознание. Ольга занялась ею. Уложили на кровать, дали понюхать нашатырь. Наконец она открыла глаза, но лежала без движения, как мёртвая.
Так как в посёлке не было никакой скорой помощи по совету дяди Пети, как самого юридически грамотного, вызвали милицию, чтобы зафиксировать факт и обстоятельства смерти. Пришёл милиционер, поговорил с дядей Петей, ещё с несколькими сослуживцами Михаила, заставил всех подписать какую-то бумагу и ушёл, предупредив Ольгу, чтобы утром труп привезли в больницу на вскрытие.
Для меня вся эта процедура прошла как в тумане. Я сидел за столом, упёршись взглядом в одну точку на трупе Михаила и мысленно повторяя: - Женька дурак, что ты наделал, - этот крик Толика не покидал меня.
Детей отвели к соседям, уложили спать. Гости, потолкавшись из угла в угол, разошлись
по домам. Мы с матерью тоже ушли домой. С сестрой осталась одна Ольга.
При вскрытии обнаружили, что Михаил умер от закупорки бронха кусочком мяса, который попал в бронх, вероятно при отрыжке.
По посёлку поползли нехорошие слухи – будто бы я по пьянке убил Михаила. Оправдываться перед каждым
не было возможности и чувствуя себя без вины виноватым мне тяжело было встречаться с сестрой и её детьми. Поэтому после похорон, не догуляв отпуска, я вернулся в училище.
Глава седьмая
ПЕРВЫЙ ПЕРЕКРЁСТОК
После окончания училища в 1956 г. я был направлен в Нижне-Иртышское пароходство
(г. Омск). Получил назначение на колёсный грузопассажирский рефрежираторный пароход и начал работать
в качестве 3-го пом. капитана. Работа не пыльная – на свежем воздухе не то, что у механиков. Зарплата небольшая, что-то порядка 600-700 рублей (точно не помню), но к основному окладу всем доплачивали
на общественное питание по 360 руб. Помню точно, что у капитана оклад был 1200 руб. Эти цифры помню потому, что 3-й помощник был и штурманом, и кассиром, а 2-й отвечал за груз. Перевозили мы в основном пассажиров и сливочное масло из г. Тара в Омск ( 400 км).
Пароход был дореволюционной постройки и отношение к нему в пароходстве было соответствующее. Капитан был пенсионного возраста и даже летом на вахту выходил в валенках. Команду набирали на сезон. Из постоянных, кроме командного состава, был только боцман с редкой фамилией Покуц. Поэтому на пароходе флотской дисциплиной и не пахло. Свободного времени в рейсе было много и каждый развлекался по- своему, но все в том числе и капитан, пили почти ежедневно. На палубе устраивали танцы и партнёрш среди пассажиров было всегда достаточно. Здесь на танцах на палубе я и познакомился со своей первой женой – студенткой сельхоз института.
Зимой я жил на съёмной квартире вместе со штурманом Борисом и его гражданской женой, которая была старше его на 10 лет. А сам Борис был старше меня на 2-3 года.
Пароходы зимой стояли в затоне и в нашу задачу входило обкалывание льда вокруг корпуса. Платили нам зимой 80 % оклада без добавки на питание. Так что на хлеб хватало, но без масла. Выручала жена Бориса – она не только варила нам обеды, но иногда, если был повод, покупала и пол-литру.
Я часто навещал свою знакомую студентку в общежитии, но пригласить даже в кино стеснялся из-за отсутствия денег. Летом она иногда встречала меня на причале, а зимой мы поженились и сняли комнату в частном доме недалеко от её института. Съездили в г. Ялуторовск Тюменской обл. – познакомился с её родственниками.
В 1959 году она родила сына, а ко мне приехала мать. Я ушёл с флота, но не имея другой специальности не мог достойно обеспечить семью. Работал инструктором в райкоме комсомола, худ. руководителем в Доме культуры, учеником машиниста турбины на ТЭЦ. Ко всему этому оказалось, что я сверхъестественно ревнив. Жизнь для жены превратилась в кошмар.
Однажды она не выдержала и что-то грубое сказала матери. Этого я позволить не мог и велел матери собирать вещи:
- Завтра же уезжаем домой в Опарино (там у матери был небольшой домик). Мать плакала, пыталась отговорить, но я упёрся. Жена закутав сына ушла к подругам в общежитие.
Она так и не появилась до нашего отъезда.
Так спонтанно я выбрал свой путь на первом жизненном перекрёстке.
В Опарино не без протекции дяди Пети, который занимал какую-то должность в леспромхозе, меня приняли машинистом турбины энергопоезда. С этой должностью я освоился быстро потому, что она мало чем отличалась от моей работы на ТЭЦ в Омске.
Через полгода получил письмо от жены, в котором она просила принять сына к себе на время пока она сдаст экзамены. Это был шаг к примирению, и я был не против. Но Бес искуситель не дремал, и судьба распорядилась иначе. Жена привезла сына, и мы с ней договорились, что я вернусь в Омск и поступлю заочно в институт, который она заканчивает.
Но вскоре мои планы изменились – мне стало известно, что есть решение отправить несколько энергопоездов в Монголию и можно попытаться поехать с ними в загранкомандировку. А это давало возможность поправить своё материальное положение. Всё это описал в письме, которое срочно отправил жене и попросил забрать сына. Она приехала, сына увезла, а моя поездка в Москву оказалась безуспешной – было достаточно блатных желающих поехать заграницу.
Жена решила, что я просто обманул её, чтобы избавиться от сына, прислала оскорбительное письмо и просила их больше не беспокоить. При этом испортились отношения с начальником энергопоезда, который обиделся на то, что я не поставил его в известность о поездке в Москву.
Дорога снова позвала меня, и я по объявлению из газеты уехал в Казахстан в Казан-Чункурское училище механизации с\хоз-ва, которое после годичного обучения с бесплатными питанием и обмундированием выпускало квалифицированных трактористов.
Глава восьмая
КАЗАХСТАН
Казан-Чункурское училище было расположено в Семипалатинской обл. в нескольких километрах
от одноименной ж.д. станции. Ближайшим городом был Усть-Каменогорск, куда мы с Борисом ( товарищ
по училищу) съездили однажды по приглашению девчат – любителей стихов ( Несколько моих стихов было опубликовано в местной печати и девчата прислали письмо с пожеланием познакомиться «с настоящим поэтом»).
Контингент в училище собрался интернациональный – со всех республик Союза в том числе несколько девчат с Украины. Возраст не превышал 30-ти лет. Самыми старыми были мы с Борисом, который приехал из Баку,
и был старше меня на 2 года, но с гораздо большим жизненным опытом. Организовали худ. самодеятельность и даже несколько раз выезжали с концертами в ближайшие кишлаки (пригодился мой опыт из речного училища).
Учёба в училище была поставлена на высокий уровень – преподавали квалифицированные инженеры
за исключением местного кадра – парторга, который по- моему кроме К. Маркса и В. Ленина не прочитал
ни одной книги. Он преподавал нам марксизм-ленинизм и спрашивал очень строго.
Кормили тоже хорошо, но все мясные блюда были чаще всего почему-то из конины. Сейчас мне кажется это было связано с результатами бестолкового освоения целины.
После окончания училища мы изрядно выпили в ожидании поезда на Павлодар.
Из-за чего началась драка с чеченцами, высланными в Казахстан во время войны и проживавшими в то время в пристанционном посёлке, не помню. Со мной это иногда случалось – неожиданно терял сознание и связано было скорее всего с сердечными клапанами, которые неадекватно реагировали на алкоголь. Думаю так потому, что после того, как перестал пить в 2000 г. совершенно, сознание не терял ни разу. Кстати, о том, что
у меня врождённый порок сердца предупреждал единственный тогда (1951 г.) врач в пос. Опарино Кармановский. Что это за болезнь я так и не выяснил до сих пор, да и не пытался.
Очнулся я в вагоне товарняка в узком промежутке между штабелями брёвен. Лежал на спине поэтому открыв глаза быстро сориентировался- поезд стоял на станции, а перед глазами виднелся кусочек ясного голубого неба, как из колодца. Сам забрался сюда, спрятавшись от чеченцев, или они засунули меня в бессознательном состоянии – об этом я тогда не думал. В голове, как гвоздь, торчала одна мысль – где чемодан с пожитками,
в котором были и все документы, в том числе и паспорт. Что значит оказаться без единого документа, удостоверяющего личность, знал достаточно хорошо – (без бумажки ты букашка…).
Ощупав себя со всех сторон, существенных повреждений и крови не обнаружил. Побаливали спина и рёбра,
но терпимо. Довольно легко выбрался по брёвнам на верх штабеля, спустился на землю и ковыляя побрёл
к вокзалу. Станция была незнакомая, название на фронтоне мне тоже ни о чём не говорило, в какой стороне находится станция, с которой меня таким экстравагантным способом пере транспортировали, не имел понятия.
Принял единственно возможное, разумное в данной ситуации, решение – обратиться в пристанционную милицию.
Бравый капитан с казахским лицом принял меня не очень приветливо, но выслушал внимательно.
- Та…к, это значит тебя разыскивали вчера на станции Казан- Чункур до поздней ночи,
а приметы передали по линии. Что я могу для тебя сделать – отправлю на первом же попутном поезде до вашей станции, а там пусть местная милиция разбирается.
Поздним вечером я уже сидел в комнате милиции на станции Казан-Чункур и тоскливо выслушивал нотации капитана точь- в- точь похожего на предыдущего – как близнецы,- подумал я мельком.
Дело оборачивалось хуже, чем я мог предполагать. Чемодан с вещами, в котором были и все мои документы, ребята забрали с собой, скорее всего Борис – ближайший товарищ по училищу. Группу сопровождал представитель училища, у которого были и все наши аттестаты. Их должны были вручить нам по прибытии
на место согласно распределения по совхозам. Наконец в мои невесёлые размышления просочился голос капитана:
- По инструкции я должен отправить тебя в СИЗО \ КПЗ\ для выяснения личности, но мне тебя жаль – затаскают, измордуют и выкинут. И покатишься ты парень по наклонной до самого дна. Единственно, что я могу сделать – не открывая дела, отправить тебя своим ходом в Павлодар, там в сельхоз управлении помогут найти вашу группу.
Молодая казашка – проводница пропустила меня в общий вагон, пообещав капитану доставить меня в целости и сохранности. Народу в вагоне было немного, но проводница посоветовала мне забраться на третью багажную полку и спать, на всякий случай (проверки, расспросы), всё-таки без билета и без документов.
Третья полка была узковата и было не исключено, что во сне я могу с неё свалиться, но спорить
не приходилось.
Внизу пассажиры ужинали, делились друг с другом припасами, укладывались спать. До этого я почти не думал о том, что уже вторые сутки ничего не ел. А сейчас запахи пищи снизу, смачное чавканье заставили желудок взбунтоваться – начались спазмы, слегка подташнивало.
Я, конечно, знал (из книг), что человек без пищи может прожить долго, но от этого мне было не легче. Украсть, или попросить я не мог – такой вот сложился характер. Но тут, как обычно неожиданно, случилось чудо. Умащиваясь и ворочаясь со спины на бок и обратно на спину я почувствовал под собой что- то жёсткое. Нашарил рукой и вытащил нечто, похожее на обломок кирпича, или ссохшийся комок грязи. Но обострённое чувство голода уловило еле-еле различимый запах хлеба. В тусклом свете ночника, приблизив к глазам,
я разглядел, что это засохший заплесневелый кусок хлеба побольше моего кулака. Я не мог откусить от него
ни крошки, но постепенно, облизывая и обсасывая, добрался до вполне сохранившейся внутренности.
Это был настоящий ржаной хлеб – не чета современному суррогату. Мне он показался слаще пирожного. Желудок, довольно урча, успокоился и мне удалось даже подремать до Павлодара.
Было утро третьих суток моего поста. Проводница проводила меня из вагона, пожелала удачи и занялась своими делами. В вокзал я не пошёл, а решил обратиться к постовому на привокзальной площади, где останавливался городской транспорт.
Сержант – постовой милиционер даже козырнул мне, когда я попросил объяснить, как добраться до сельхоз управления.
-Сядешь на 13-й автобус, а на какой остановке сходить спросишь кондуктора.
- Вы мне расскажите, по какой улице дойти пешком, а на автобус у меня денег нет.
- Что, парниша, неприятности, загулял что ли?
- Да…нет – отстал от группы выпускников училища.
- А, новая смена целинников, давай, парень, трактора заждались, - и порывшись в кармане протянул мне целый рубль. Я покраснел до корней волос, но рубль взял и сказал только – спасибо товарищ сержант.
Первым делом купил пирожков по 10 коп. за 1 шт. Проглотил пирожки почти не разжёвывая, запил
газировкой по 3 коп. за 1 стакан. На проезд в автобусе копейки остались – билет стоил 5 копеек.
Когда в управлении без лишних разговоров – (оказывается капитан со станции Казан-Чункур позвонил
в управление) по заявлению о помощи от профсоюза мне выдали 13 руб., я понял, что чёрная полоса закончилась. Кстати, это была первая и последняя наличная помощь от профсоюза, взносы которому
я аккуратно платил все 45 лет трудовой деятельности. О санаториях и домах отдыха я знал только понаслышке.
Хотел сразу поехать на вокзал, чтобы вернуть рубль сержанту, но комендант проводил меня в собственную управленческую гостиницу (типа дом колхозника) , показал свободную кровать и предупредил:
- Никуда не отлучаться потому, что готовят машину в тот совхоз, куда была отправлена ваша группа. Можешь сходить в столовую и отдыхай, я за тобой зайду, как только машина будет готова.
- Хорошо, товарищ комендант, слушаюсь, товарищ комендант, спасибо, товарищ комендант, - я уже юморил
в предвкушении скорой встречи с ребятами.
В столовой я заправился с запасом на дорогу – съел первое, два вторых и три стакана компота. Вернувшись
в гостиницу, прилёг не раздеваясь на кровать и проспал в ожидании коменданта до следующего утра. Комендант разбудил меня часов в восемь, проводил до машины и шутливо пожелал скорее перепахать
все казахские степи.
В конторе совхоза я встретил хохлушку Надю, которая и поведала мне, что из всей группы она единственная осталась здесь, а остальные, получив на руки аттестаты, на другой же день разбежались. О чемодане она ничего не знала, кроме того, что его таскал с собой Борис – мой наиболее близкий товарищ по училищу.
Я предполагал, что Борис уехал к себе домой в Баку, но где, в какой бригаде он оставил мой чемодан, оставалось тайной за 7-ю печатями. Увезти его с собой он не мог, в этом я был уверен, но как его искать
по бригадам, разбросанным на десятки километров одна от другой, я не знал.
Следовательно, я БОМЖ, гол, как сокол, без единого документа и без вещей.
Обращаться за помощью к директору совхоза я считал бесполезным, учитывая его впечатление от поступка моих товарищей, но хохлушка меня убедила, что это единственный выход.
- Проси его, чтобы принял тебя на работу, трактористы ему сейчас очень нужны, поработаешь, напишешь Борису, а там глядишь всё и наладится. Я тоже пойду с тобой для удостоверения личности.
Директор оказался порядочным человеком. Выслушав мой сбивчивый рассказ об истории с чемоданом, он только сказал:
- Подвели вы меня, ребята, под монастырь. На работу я тебя приму, но придётся вам с Надеждой отрабатывать за дезертиров, - он на минуту задумался, открыл крышку железного ящика, заменявшего сейф, покопался
в бумагах и выложил на стол аттестат нашего училища…
- Повезло тебе – ваш сопровождающий оставил нам аттестаты на всю группу и советовал пока не выдавать
их на руки, а я не послушал, на радостях устроил торжественное вручение за праздничным столом,
за что и был наказан. Так что у тебя есть какой- никакой документ, по которому я могу на законном
основании оформить тебя на работу. Но на руки я тебе его не дам, пусть полежит в сейфе.
Оформление в отделе кадров по звонку директора заняло не более 5 минут. Хохлушка проводила меня
на машинный двор центральной усадьбы и представила главному инженеру- высокому худощавому
в очках неухоженному мужчине. Его галстук на рубашке не первой свежести подчёркивал пятна от ГСМ
на помятом костюме. Его вид, впрочем, как и у директора, был видом не руководящего товарища,
а, в лучшем случае, завзятого алкаша после 15-ти суточной отсидки в городском вытрезвителе.
Со временем я узнал, что дела в совхозе были хуже некуда. Ажиотаж первых лет целинной эпопеи закончился. Первые руководители совхоза уехали в столицу за наградами и назад не вернулись, как
и многие механизаторы первоцелинники. Техника, обильно поставляемая в первые годы (54-59 гг) была изношена, а новая не поступала потому, что совхозы стали не рентабельны. Почва исчерпала свои возможности, урожаи катастрофически снижались, а периодические засухи последующих лет окончательно подорвали целесообразность дальнейшего интенсивного земледелия в степях Казахстана.
Новым руководителям совхозов пришлось пожинать плоды хозяйствования предшественников, которые, подталкиваемые сверху, стремились освоить как можно больше массивов, не уделяя внимания строительству ремонтной базы, культурным и жилищно-бытовым условиям.
Машинный двор совхоза представлял собой кладбище техники. Мне предстояло из этой груды металлолома собрать для себя трактор, способный таскать за собой плуг. Видя мою растерянность, инженер попросил пожилого механика помочь мне подобрать пригодные для восстановления узлы и детали.
Здесь были собраны добитые трактора, в основном гусеничные ДТ-54, которые в училище изучали по плакатам особенно тщательно и теоретически я мог с закрытыми глазами разобрать и собрать любой узел такого трактора. Но практически мой опыт ограничивался несколькими часами уроков вождения на училищном полигоне.
Без механика я никогда не смог бы справиться с поставленной задачей. Он хорошо ориентировался и знал
где лежит то, что пригодно к использованию. Для начала он показал остов трактора без кабины и двигателя,
но с полным комплектом ходовой части. Предстояло разобрать, промыть, проверить исправность деталей заднего моста, КПП (коробка перемены передач), бортовых передач. После этого механик пообещал
подобрать двигатель и кабину.
Не стану описывать все тонкости моего становления квалифицированным трактористом потому, что этот рассказ не обо мне, а о чемодане, который бессовестно покинул меня в трудную минуту. Борису написать
я не смог потому, что записная книжка с адресами тоже была в чемодане.
Питался я в столовой под карандаш (в смысле- в долг под зарплату), ночевал в вагончике на 8 коек,
из которых, кроме меня, были заняты 2 слесарями – ремонтниками. Через месяц я завёл двигатель персонального трактора и сделал круг почёта по двору. За работу мне было начислено 63 рубля, которых
как раз хватило рассчитаться за питание. Слесаря посмеялись над моим заработком и сказали, что сам
виноват – бухгалтерия начисляет оплату за каждую операцию согласно тарифной сетке, а количество
и наименование операций определяют из рапортичек, подписанных механиком.
Да, я подписывал у механика рапортичку о проделанной работе, а он, не читая её подмахнул потому, что
в этот момент был чем-то срочным занят. В рапортичке я коротко перечислил основные операции, выполненные мной при восстановлении трактора:
1. Ремонт заднего моста;
2. Ремонт КПП;
3. Ремонт бортовых передач;
4. Установка двигателя;
5. Установка кабины;
А надо было каждую из этих операций расчленить на конкретно выполненные работы, например:
1.1 – очистка заднего моста от грязи;
1.2 – отсоединение кардана;
1.3 – отсоединение левой бортовой передачи;
1.4 – отсоединение правой бортовой передачи;
1.5 – разборка деталей заднего моста;
1.6 – очистка и промывка деталей ЗМ;
1.7 – замена конических шестерён ЗМ;
1.8 – сборка деталей ЗМ;
На каждую из этих операций согласно тарифной сетке предусмотрено определённое время
и оплата, которая могла составить в 5 раз больше, начисленной мне. Да, опыт большое дело,
как говорил один солдат: - без опыта и вошь не убьёшь.
Два дня я обкатывал трактор, заменил масло в картере, прошприцевал маслёнки, а на 3-й день
был направлен в одну из бригад за 50 км от центральной усадьбы. В бригаде на ходу осталось только
2 гусеничных трактора и моему приезду были рады. На усадьбе бригады было 5 вагончиков,
из которых 2 пустовали, а в одном располагалась кухня и жила пожилая повариха. Прицепщицами были молодые казашки, которые жили в отдельном вагончике.
На следующий день бригадир проводил меня с одной из прицепщиц на полевой стан в 15 км от бригадного, где и предстояло мне набираться опыта. На полевом стане был только навес над обеденным столом
и несколько бочек с водой и ГСМ (горюче смазочные материалы). Обед привозили каждый день,
а вечером предполагалось возвращаться на бригадный стан для ужина, отдыха и завтрака.
Но в сложившейся обстановке такой график был неприемлемым.
В середине дня мы съедали привезённый обед, брали сухой паёк на ужин и завтрак, ложились в кабине,
или прямо на землю в тенёк от трактора, и спали 2…3 часа. Вечером, после захода солнца, кипятили
на костре чай и ужинали бутербродами. Затем снова пахали при свете фар.
Три тракториста и 3 прицепщицы – таков был производительный состав бригады, которая должна была подготовить для сева 1,5 тыс.га пашни. Воду и ГСМ периодически подвозил на колёсном тракторе
с прицепом сам бригадир. При дневной норме 5 га мы за сутки пахали по 10…13 га. Справиться с заданием никто в бригаде не надеялся и на награды не рассчитывал. Просто мы делали, что могли,
или чуть-чуть больше.
Примерно через месяц прицепщицы, которые менялись один раз в неделю и уезжали на центральную
усадьбу (на помывку), привезли кумысу и несколько бутылок водки. Мы тоже решили устроить для себя банный день. Над железной печкой, изготовленной из 200-литровой бочки, натянули палатку
и хорошенько натопили. Пока мы по очереди мылись-парились, бригадир привёз откуда-то небольшого барашка, из которого повариха изготовила изумительный бешбармак.*
*Лапша на бараньем жире, а сверху кусочки мелко нарезанного прожаренного мяса.
Так, все вместе мы собрались за столом впервые. Подогретые алкоголем начали знакомиться по- настоящему – кто, откуда, какие планы на ближайшее будущее. Я тоже расслабился и поведал всем историю с чемоданом. Все искренне сочувствовали и надавали кучу советов, а одна, наиболее шустрая из прицепщиц, заявила,
что в пустующем вагончике, в котором ночевали разбежавшиеся трактористы, она видела много брошенного барахла, в том числе и чемодан. Бригадир покаялся, что так был зол на дезертиров, которые уехали
на ж.д.станцию на угнанном тракторе с прицепом, что не удосужился пока заглянуть в тот вагончик.
Он советовал подождать до утра, но я настоял, чтобы девчонка проводила меня до вагончика, в котором видела чемодан. Нашёлся у поварихи и фонарь.
При тусклом свете фонаря среди разбросанных вещей (ребята, вероятно переоделись в домашнюю одежду, оставив училищную форму и комбинезоны, полученные уже в совхозе) я сразу увидел свой чемодан. В том,
что это он, я ни минуты не сомневался – по углам он был обит металлическими уголками, а на ручке сохранилась даже полоска голубой изоленты, наклеенной мною год назад. Прихватив чемодан я вернулся к ожидавшему меня застолью и торжественно водрузил его на обеденный стол под навесом, освещаемым
двумя семилинейными лампами. Из кармана училищной гимнастёрки, единственной одежды кроме комбинезона в течение прошедшего месяца, я достал сохранившийся ключ и под любопытствующими взглядами открыл замки чемодана. Откинув крышку я убедился, что всё в целости и сохранности,
в том числе и документы.
Даже на радостях я не последовал примеру ребят, а продолжал пахать с ещё большим напряжением.
Трактор меня не подвёл и выдержал пока пахота не была прекращена из-за морозов. За ударную работу
с нами рассчитались по-божески, и я решил сделать ещё одну попытку примирения с женой.
До Павлодара доехал на попутной машине, а от Павлодара до Омска было всего 6 часов езды на поезде.
В Омске на вокзале выпил для куража 150 грамм водки и часов около 21.00 (не помню, но было уже темно) заявился на квартиру, о которой знал по её рассказам, когда привозила сына в Опарино. Когда я постучал
и назвал себя, дверь она открыла довольно быстро, хотя по виду было видно, что она только-что из постели. Дверь она открыла, но за порог не пустила. На её вопрос – зачем заявился, сказал, что поговорить и повидать сына. Она заявила, что говорить нам не о чём, что она уже вышла замуж, а сын в деревне у деда. Я успел заметить, что в разобранной постели кто-то лежит, но не стал рваться в открытую дверь и поднимать скандал – такой дурной характер, что стоит немного выпить, и я становлюсь бестолковым, и всеобъемлюще добрым.
На вокзале я купил бутылку водки и выпил её почти без закуски. В тот момент во мне что-то сломалось,
и я стал частенько выпивать по каждому поводу и без повода, если были деньги. Но ни разу, если только
в качестве разнимающего, не был замешан в пьяных скандалах.
Зимой полевые работы в совхозе прекращались и меня никто не удерживал, когда я подал заявление
об увольнении. Хохлушка Надя тоже уволилась и уехала на родину в Житомирскую обл.
С первым снегом я выехал на Украину в г.Бахмач по объявлению из газеты, в котором предлагалось место машиниста турбины на энергопоезде.
Глава девятая
УКРАИНА
До г. Бахмач я добрался без приключений, но они не заставили себя ждать.
По адресу, указанному в газете, оказалась контора по найму рабочих, что-то типа биржи труда. Там меня “обрадовали” сообщив, что штат энергопоезда уже укомплектован, но есть вакантное место механика на ферму в ближайшем колхозе.
Выбирать особо не приходилось потому, что в дороге поиздержался, и кое-что купил из вещей на зиму, в частности, полупальто «Москвичка» и боты «Прощай молодость». Поэтому срочно нужны были и заработок, и крыша над головой. Получив на руки записку-направление со своим неизменным спутником-чемоданом отправился на поиски конторы колхоза.
Председатель колхоза очень обрадовался новому кадру в моём лице потому, что местную молодёжь на ферму загнать было невозможно ни кнутом, ни пряником, а механик был нужен позарез, особенно зимой. Первым делом он определил меня на квартиру к одной одинокой женщине, пообещав платить ей за моё проживание и питание натуроплатой от колхоза. За ночь я хорошо отдохнул с дороги – сама хозяйка спала на печи, а мне уступила свою кровать. Утром она напоила меня чаем со свежеиспечёнными оладышками, посетовав, что нет молока.
В восемь часов я уже был в конторе, а оттуда в сопровождении председателя отправился знакомиться с новым местом работы. По дорроге председатель объяснил, что на работу надо будет выходить к 6-ти часам, чтобы успеть до дойки напоить скотину, а для этого необходимо ежедневно отогревать автопоилки. Без механика скотникам и дояркам приходится вручную таскать воду и поить каждую скотину отдельно из ведра.
- Это тяжёлая работа и отнимает много времени. Скотниками работают пожилые мужики, вернее – старики, которым и со своими прямыми обязанностями- накормить скотину, убрать навоз, - справляться нелегко. А доплата не положена потому, что ферма оборудована автопоилками и поить весь скот два раза в сутки должен один человек – механик,- председатель тяжело вздохнул и продолжил делиться со мной наболевшим.
- С доярками то же самое – каждой приходится выдаивать по 10…13 коров два раза в сутки.
В колхозе 150 коров, из которых добрую половину приходится подвешивать на верёвках, чтобы не упали – кормов катастрофически не хватает. Все старые покосы перепахали, чтобы выполнить план посева кукурузы, а силос из кукурузного будылья, даже сдабриваемого патокой*, коровы жрут не охотно.
*Патока – продукт от переработки сахарной свеклы \авт.\
- По- хозяйски следовало бы в нашем колхозе оставить несколько коров для обеспечения молоком внутренних потребностей – для детсада, для семей с малыми детьми, но план по мясу и молоку с нас требуют неукоснительно. Всё это я говорю тебе откровенно и с просьбой помочь нам хотя бы в зимние месяцы. Зарплата механика у нас небольшая – 90 руб., но основными продуктами – мука, мясо, молоко, картопля, патока к чаю, обеспечим. Работа
у тебя будет не обременительная, но ответственная – вода на ферме должна быть круглосуточно. Кроме того, 2…3 раза в неделю придётся самому ездить на лошади за ГСМ*.
*ГСМ- горюче-смазочные материалы \автол, солярка и др.\
Не буду описывать подробно Сизифов труд совместно со скотниками и доярками за выживаемость скота, но удовлетворить мою романтическую натуру он не мог. Поэтому
с наступлением тепла по собственному желанию я уволился из колхоза и завербовался на стройку в трест КременчугНефтеХимстрой. Доехать до стройки от города Кременчуг можно было на пригородном поезде за15…20 минут. Посёлок строителей Молодёжный имел несколько 3-х этажных общежитий, в одном из которых меня и поселили
в комнате на 4 койко-места на 3-ем этаже.
Вечером я познакомился с жильцами, когда они пришли с работы, сначала коротко: рукопожатие – Василий Степанович, рукопожатие – Коля, рукопожатие – Джумадурды, можно Женя, ого…- тёзка. После того, как они умылись и переоделись, началось настоящее знакомство. Василий, как старший по возрасту, предложил мне «прописаться», т.е. обмыть новоселье. На мои сомнения в том, что время позднее и водки не достать, он коротко распорядился:
- гони трояк, остальное не твоя забота.
Я вручил ему 3 рубля, а он передал их Коле с напутствием:
- пошустри, молодой,- а Джумадурды, дальше буду называть просто тёзкой, отправил
по соседям за закусью.
В общежитии на каждом этаже была кухня, где можно было готовить пищу, но ребята предпочитали питаться в столовой, а утром и вечером обходились чаем. Через полчаса на столе появились бутылка самогона, несколько луковиц, горка килек на газете, несколько варёных в мундире картофелин и буханка хлеба.
Ни рюмок, ни стаканов разумеется не было – пили из походных алюминиевых кружек, одну из которых, для меня, тёзка принёс от соседей. После первого тоста «за прописку» выпили
по 50 гр., которые не на глазок, а по «булькам», разливал в кружки Василий Степанович (впоследствии я убедился, что он никогда не ошибался – 10 булек соответствовали ста граммам). Закусив килькой с хлебом, предложили мне поведать: -кто, зачем, откуда.
Я рассказал историю с чемоданом и неудачное устройство на работу в г. Бахмач, посетовав
на отсутствие романтики. После второго тоста за здоровье присутствующих, быстро захмелевший Николай – Коля, рассказал, что ему 18 лет, образование 7 кл., родителей не помнит, сбежал от тётки и тоже ищет романтику. Работает пока куда пошлют, но надеется освоить здесь специальность бульдозериста – в конторе обещали.
Тёзка сообщил, что он чистокровный туркмен, но учился в русской школе. Отслужил в армии, где приобрёл специальность шофёра, а здесь работает на автокране. По договору должен отработать ещё один год.
Василий Степанович, как он представился вначале, или дядя Вася, как обращалась к нему молодёжь, 40-летний коренастый мужчина среднего роста, немного сутулый, вероятно от специфики работы, сказал, что он прошёл и романтику, и, огонь, и воду, и медные трубы,
что он потомственный квалифицированный землекоп. Сюда приехал из Пивека, о котором вы, конечно и не слыхали, но он когда-нибудь под настроение нам расскажет, что с его жизни можно писать роман, а здесь работает бригадиром на земляных работах.
На другой день меня оформили помощником машиниста экскаватора (ещё одна новая для меня специальность) и проводили на участок, где готовили котлованы под фундаменты цехов и оборудования нового гиганта химической промышленности. Квалифицированных кадров не хватало и поэтому значительную часть земляных работ выполняли вручную. Особенно много было девчат из сельской местности, которые нанимались на сезонные работы за мизерную зарплату, лишь бы освободиться от безысходного существования в колхозах.
Новейшая техника простаивала и поэтому я уже через месяц работал на экскаваторе самостоятельно, хоть и числился по кадрам помощником машиниста. Вначале выполнял простую работу – трамбовал котлованы под фундаменты, а потом освоил и более сложные операции при работе драглайном – это, когда ковш экскаватора подвешен на тросах. Работа на экскаваторе требовала повышенного внимания и ювелирной точности, она мне нравилась и выполнял её с удовольствием.
Жизнь налаживалась, завелось много знакомых из соседей по общежитию и в посёлке. Особенно подружился с одной одинокой женщиной, у которой было две маленькие дочки. Она была моего возраста, работала бетонщицей на стройке, но не пропускала ни одних танцев, где мы и познакомились. Я иногда оставался у них ночевать, и она много рассказывала мне о Ташкенте, откуда и привезла дочек.
В свободное время я посещал танцы на пятачке посреди посёлка, много читал и даже вернулся к былому хобби – писать стихи, несколько из которых были опубликованы в местной газете.
Из спокойной налаженной жизни в то лето, насколько могу вспомнить, выделились 2 случая. В первом отличился наш Коля. Однажды, после получки в выходной мы дружно остограмились и разошлись по своим делам и интересам. Дядю Васю пригласили соседи, мы с тёзкой отправились на танцы, а Коля решил поехать в город посмотреть новый фильм.
Что его подвигло на этот поступок осталось тайной, но вместо кино он попал в вытрезвитель, из которого на другой день его перевели в КПЗ для следствия. Оказывается, он разбил витрину продовольственного магазина на центральной улице, залез в магазин, набил карманы и за пазуху конфет. Так же беспрепятственно покинул магазин, прошёл 200…300 метров до сквера и улёгся там спать на скамеечке.
Патрульный милиционер случайно заметил спящего Колю и решил его разбудить, чтобы отправить домой. Но когда он потянул Колю за рубаху, из- под неё посыпались на землю конфеты шоколадные и карамель.
Следствие установило, что он нанёс ущерб магазину на 47 руб. и передали дело в товарищеский суд на усмотрение коллектива. На суде посмеялись вволю и взяли его на поруки, возместив ущерб.
Второй случай был связан снова с моим чемоданом.
Однажды, возвращаясь с работы, на проходной в общежитие около дежурного я сразу заметил свой чемодан. Необычный вид его удивил меня больше, чем само его явление в необычном месте – к ручке его была привязана длинная скрученная из белого материала лента. При ближайшем рассмотрении оказалось, что она изготовлена из простыней, разорванных на полосы.
Дежурный пояснил мне, что чемодан принёс жилец из 17-ой комнаты, который, возвращаясь с работы, под окнами заметил чемодан, тоже удивился его виду и решил доставить дежурному с тем, чтобы тот сообщил участковому.
Поднявшись к себе в комнату, я застал ребят в полной растерянности и злости. Дядя Вася метал громы и молнии, насыщенные замысловатым матом. Все постели были перевёрнуты,
а на полу валялось несколько лоскутов от разорванных и исчезнувших простыней. Я, как мог, пояснил им обстановку и посовещавшись мы решили не создавать себе лишнюю волокиту, и милицию не вмешивать. Пригласили коменданта, жильца, который обнаружил чемодан и совместно с дежурным составили протокол происшествия. Заверив его подписями всех присутствующих, получили у коменданта другие простыни. Немного успокоившись мы должны были признать, что план у воришки был гениально прост – без вещей он спокойно вошёл и вышел мимо дежурного, который не мог помнить всех жильцов в лицо.
Но доля риска у него была – он не мог знать расписания нашей работы. Скорее всего у него был наводчик из жильцов общежития. Просто выбросить чемодан он не рискнул – всё-таки
3-й этаж, а верёвкой запастись не догадался. В этом был его просчёт – лента из простыней
и привлекла внимание прохожего.
Надо сказать, что двери комнат имели внутренние замки, но обычно их никто не закрывал потому, что красть было нечего. В нашей комнате, например, только у меня был чемодан, а остальные обходились простыми вещмешками. Поэтому вероятно воришка и решил, что в чемодане должны быть ценные вещи.
Таким образом чемодан снова не захотел покинуть меня, а я в благодарность не расставался с ним ещё много лет.
По окончании сроков договора мы с тёзкой (Джумадурды) решили поехать по объявлениям
в газетах на строительство Саяно-Шушинской ГЭС – уж очень СМИ расписывали масштабы этого строительства, а специальности наши были подходящими. Я к тому времени можно сказать в совершенстве овладел приёмами работы на экскаваторах разных марок, в том числе и на одном зарубежном- чешском.
А о тёзке и говорить нечего – у него были универсальные права на вождение грузовых и легковых автомашин.
На прощанье с дядей Васей и Николаем вечером распили отвальную, а утром тёзка с «солдатским сидором» и я, с неразлучным чемоданом, отправились на вокзал в г. Кременчуг.
Продолжение – часть третья