Под тобою ползут сигаретные тучи,
ты раздавлен по синей изнанке небес.
И течёт водопадами бархат летучий,
испещрённый, как бисером, звёздами весь —
королевская шаль. Но вечерним нарядом
не довольна ни капли старушка-Земля:
то погаснет пульсар, то появится рядом
со сверхновой другая, всю ткань опаля.
Наблюдаешь и веришь — на бал разоделась,
еле втиснулась в платье дневного тепла,
повелев остальные портным переделать.
И живая планета неспешно пила
золотые закаты из тонких бокалов
и смеялась над бледной невзрачной Луной,
что сама грязноватое платье соткала,
повязала на шею платочек льняной.
И соломенной шляпкой Луна закрывалась
от надутой и чинной старухи-Земли...
И медовое Солнце, и приторно-алый
слиток нежных туманов, застывший вдали —
всё сияет кругом, сотрясается вальсом,
и кружатся планеты, любуясь собой.
Ты не чувствуешь сердца, не чувствуешь пальцев,
что-то мечется в горле, как тёплый прибой.
Одуванчики-слёзы взлетают и бьются
на осколки, на звёзды на платьях планет.
Шляпка бледной Луны, словно плоское блюдце,
на бесцветном подоле ни звёздочки нет,
и Луна улыбается робко и грустно,
а Земля всё теснит, танцевать не даёт.
Бесконечность лежит на груди твоей грузом,
ты тяжёл и раздавлен, как сколотый лёд.
Янтарём истекают горячим и жгучим
сотни, тысячи солнц, улыбаясь тебе...
Под тобою ползут сигаретные тучи,
ты распят на прозрачной изнанке небес.