Как приходят здесь с верой в семью

Анатолий Алексеевич Соломатин
                *     *     *
Как приходят здесь с верой в семью,
с полной чашей сомнений — уходят, —
краем губ над собой посмеюсь:
я бываю лишь трезвым на холоде.
Если вправду смотреть без очков
розоватых — иль шор крупным планом —
кто ж в анкету мне право зачтёт...
чёрный космос ладонью проламывать?

В тёмных досках — открытый, как шлюз, —
ты стоишь, наполняясь  по чину:
пока духи на небо не шлют
(благо душу овчиной починят) —
разодрать светоносную ткань
иль вступить в своё завтра, как в кокон?
Не с руки стало дням потакать,
где проект был, как шина, проколот.

Входим в зону, где плачь не стоит,
разделяя сердца на два поля,
где недавно был вырезан стыд
и другой хирургией дополнен.
На пластмассовых скулах июнь.
Солнце греет, но тело не дышит.
По корпускулам жизнь узнаю:
крепко схвачен в заморское дышло.

Набегает не ранняя спесь,
а холодный расчёт: быть в просвете:
пусть у той же стены, но без пейс,
вроде лондонских денди — барсетить.
От кавказских расселин до шорт
метит мачо, где б снять свои лямы.
До студенческой визы дошёл:
с пятой точкой в Египте салямить.

Я б замкнулся в кольцо, как недуг.
Вскрыл бы вены не в Вене, за взятием...
Но в Стамбул мои ноги нейдут — 
за Византием вновь привязать его! 
Как-то шире б хотелось смотреть
и в садок крылья бабочек складывать.
Наступает на пятки не смерть —
несистемные смерды за Ладогой.

Мне б привычней с души ворожить,
чем растрачивать жизнь в крайней спешке.
Затянуть свою лямку б во ржи,
как над пропастью б с Джеромом спевшись.
Одного я всё в толк не возьму —
по кольцу как троллейбусы ходят?
Знать, как физик, — пошёл я в Фому,
чьи б два пальца замкнулись на хорде.

Провода мои — ссадиной в йод, —
рот бы в рот надышаться, коль выжил,
пока снова чей взляд не скуёт,
перед тягой руки на возвышенное.
Так вот тащишь симбирскую ночь,
гимназисток склоняя к измене, —
хоть под партой им в души втолочь:
что ж айкью своё бредней безменить!?

Можно быть лишь слепым к январям.
Каждый раз сходишь с трапа по ёлку,
где созвездья на хвое горят —
начинает на граппу подъёкивать.
Запускаешь «мотор» свой на взлёт,
сняв ботинки, чтоб душу не жало.
Группу крови как светом зальёт,
где б и ты была пчёлкой без жала.

Решетом ли доверье сквозит?
Ни нейтрино вокруг не приметишь.
Лишь великий младенец в УЗИ
обойдётся без памятных метрик.
Только ночь на дворе, да печаль
как-то сладостно с сердцем воркует...
Знать, не зря меня бог привечал:
до сих пор не отправил в Ванкувер.