Стучит. А в сердце много камер, комнат,
еще есть помещение – аорта,
и всюду кто-то
болит, смеется, дремлет беззаботно.
Вот здесь прохладней, на периферии,
хранишься ты и старые стихи.
Вот здесь всегда тепло, и ты, другая,
хранишь меня, их просто избегая.
Здесь – третья ты, волнуя ароматом
в иных веках цветений и тревог,
из капли, льдинкой пролитой когда-то
туда, где миг загадочный пролег.
Все три живут отдельно, как решили,
и дети перебегают между комнат,
те, что мои и те, что не чужие.
И есть друзья, что помнят и не помнят.
Совсем отдельно, пожалуй, в миокарде
отец и те, что старше, кровь и голод, лёд.
И мама, мама! Жизнь и память.
И что-то древнее и грозное живет.
Но здесь еще довольно много комнат,
где смех девичий, или лязг мечей,
волшебный звук имен и шепот скромный.
И, эхом, Божий стих, а, думалось, ничей.
В каких-то залах бродит полусумрак,
а где-то яркий свет, огонь свечей, костра,
забытые и мне еще неведомые думы,
и появляется поэзии богиня – Та.
Всего слышней, и всё в одну строку,
и сердца колокол и колокольчик – громче,
и ритм дыханья, сонет рукам, поэма губ,
благословенье дня и нетерпенье ночи.
Стучит. Порой смолкает в череде,
или скорей, в любовь уходит где-то.