Бахилы
Ну, слава Богу, есть монетка и теперь
в руке с бахилами заветный коробок.
По коридору и направо где-то дверь -
Семерка косо (не косой!) легла на бок.
Перед палатой помолился и надел
улыбку бодрую - нашел под бородой.
И веря взгляду самой мертвой из надежд,
ее представил вновь красивой, молодой.
За дверью пусто, и прокрустова кровать
капкан ячеистый готовит до поры.
А красноглазый врач, стараясь не хромать,
лишь головой качая, двинулся к другим...
Улыбкой жалкой спазмы в горле затянув,
не выбираешь по дороге мест сухих.
И улыбаются прохожие тому,
как ты, скользя, идешь, смешных не сняв бахил.
Добро и Буран
Маму мою зовут Добро.
Папу звали Буран.
Добрый Буран отбуранил давно,
и тихо теперь по утрам.
Годы накинули сеть на Добро,
тянут из дома ее.
А над Бураном черный габбро
и розы, почти миллион.
Я вижу, когда улыбнется Добро,
слабеет стальная сеть.
Эта Добро - от Бурана ребро,
и крепче той кости нет.
Паук
язык на хорошее закостенел
а гордость лежит на пороге
и мертвый паук на проклятой стене
меня пародирует вроде
а слово не бог раз такие слова
сгущаются около мысли
и мыслью простреленная голова
зарыта в сатиновых листьях
белеет могущественный аспирин
луны на нечаянном пульсе
и может сквозняк из открытой двери
но мертвый паук шевельнулся
***
А ты идешь, и за тобой светло.
Мурлычет клевер, тронутый ладонью.
И дождь разносит мокрою метлой
твой след полынный, сладкий и бедовый.
Шаги сминают свежую печаль.
Стихает хруст ломающихся копий,
когда я пью смородиновый чай
в оставленных тобою теплых копнах.
И в сотый раз я поле перейду,
насобирав ковыль поступков колкий.
А ты уже почти не на виду,
и мне искать в стогах твои иголки.
Я окунусь в ручей родных кровей,
молитвы бормоча до отупенья.
А ты идешь по лестнице наверх,
и опадают желтые ступени.
Накануне 32-го
как-будто проткнут небеса
макушки жестоких буденовок.
чтоб спрятать слезу побежденного,
горняя хлынет слеза.
на крышу
[а ты увезен]
залезть и увидеть по-новому,
как в общем потоке соленом
ты стал неизвестной слезой.
а кони выносят к бугру.
глаза трешь, пытаешься насухо.
"прощай" и лепешка за пазухой
до крови царапают грудь.
сквозь пляску опричных ветров -
дорога до севера крайнего.
за выцветшим духом баранины
выветривается и твой.
Мальчик
Как просто солнце рисовать,
кружок оранжевым закрашивать фломастером.
Под солнцем мальчика, собак.
И мальчик учит их простому и прекрасному.
И для собак насущный хлеб –
чтоб этот мальчик вечно мальчиком остался бы...
А мальчик жжет фамильный герб,
а мальчик лучше всех собак уже натасканный...
Горит очаг,..
дом,
город,
мир,
и дымом все летит в Эдем к кому-то жалиться...
И снова – мальчик.
Он – кумир.
И день шестой тысячелетья продолжается.