Здесь много ветра, но нужного не отыскать,
он затерялся в вокзалах и душах ушедших.
Плакальщиц надо позвать, - чтобы крепче тоска,
и приласкать всех юродивых и сумасшедших.
Так много горя, но истинного не узнать,
разве, что часто смотреть в зазеркалие встречности,
и обольщаться негостеприимностью вечности,
и похвалу эту громко в речах воздавать.
Горе в полнеба глядящего оком в дома,
запертых сплетен и блуд приживальщиц смиряя.
Здесь много жизней деленной на дни — острова,
ссыпанной в ямы, и правда из сучьев кривая.
Там мое горе, где дети подвальных надежд,
тихо уснули сморенные - жить - не желаньем.
Ходят: расхристанных прихоть, посулы невежд,
щедро соря подаяньем собачьего лая.
Кинуться дети ту милость с земли поднимать,
да не к рукам... Непосильною ношей вонзилась.
Кровью своей отпоит их Небесная Мать,
сердце отдаст, ведь свое уж давно износилось.
В горе лежит, как в глухом пантеоне, их свет,
там же и я, хоть и мысленно боль прикипела.
Так много ветра... но все же чего — то в нем нет,
и не оплаканным чье-то останется тело.
Как много света несущего ангельский клин,
вольно сходящего в нечисти волчьего лога.
Ветра у них попрошу из душевных долин,
с запахом сердца, вечернего дыма... и Бога
© Дмитрий Рябинин