Надейся, что силы твои иссякнут,
что ты не напишешь ни буквы, ни слова,
не сможешь связать эти черные стяги,
но так же другого не сыщешь дома.
Надейся, что силы твои на исходе,
что все облетело с запахшим ветром,
и ты уже не конкурент погоде,
ведь ты уже всеми на свете спетый.
Землею и солнцем, и небом, и морем,
звездою, что нянчит младенец - месяц,
и радостью спетый, и горьким горем,
добравшись до крайних ступеней лестниц.
Надейся рука, не удержится локоть,
у края стола безнадежным всхлипом,
не выльются мысли как гарь и копоть,
на бледность полотен отчаянным рыком.
Надейся, что силы сомкнули веки,
и ты от стихов и мелодий свободен,
что ты станешь самым простым человеком,
кто не в небесах, а по тверди ходит.
И грудь разразиться, крича скандалом,
и боль загустеет смолою крепкой,
надейся, как будто тебя не стало,
и язвенных нет в твоем доме реплик.
Надейся, что жизни сгорят тетради,
и что не листнет их страниц литератор.
Но снова куда-то несет на ночь глядя,
как море затягивает пирата,
куда-то несет тебя под парусами,
любимейшим солнцем настольная лампа,
горит. Ловко строчка ложиться косая,
и взглядом рассвет ее липким излапал.
Надейся, что завтра ты сможешь рухнуть,
и больше не тронуть судьбы алфавита.
Но кто там скандалом кричит за грудью?
Душа, что горячей тоской залита.
Ломающий руки, затихший травою,
умеющий пеплом, умеющий жаром,
зачем ты хоронишь ее живою,
ее, что за грудью кричит скандалом?
© Дмитрий Рябинин