Я выгнал из дома огни,
чтобы сволочь — душа не пела,
ночь смелела, впивалась в тело,
намела облаков мне в окно,
но застыли они.
Я воспитывал дни,
что в рассвет ты однажды посеял,
их крещенным поил молоком,
ностальгией осенней,
не велела, скулила мне в душу,
я трогал спасенье,
и выгнал из дома огни, чтоб никто не звонил.
Пьет ромашковый чай луна,
проливая по капле смело,
чтобы только душа не пела,
отвечала бы вслух на печаль,
и безвольна была.
Ты не плачь у окна,
перед теми кто больше не ищет,
пусть холодные крыши жуют эту мокрую пищу,
их в величии рваном своем,
засмеет даже нищий,
тех, кто выгнал огни,
и во тьме оголенной стонал.
Ну, а город — в кармане рублем,
травит чернь вековым обелиском,
плавит бронзу в щербатые миски,
с них компьютерный гений
хлебает дешевый бульон.
Что взамен отдаем?
Семена не зарытые в поле,
модной пряжей наряженный люд
доживет в не покое,
а мальчишки бегут с чердаков,
газированным морем,
льется сладкий сироп,
тетка даром его раздает.
Да и к черту все эти огни!
Я — лучины, лампады, порох,
все отдам пресвятейшему вору,
облака отдышу и оклею
все стены свои.
Ну, давай, говори!
Ты давно уже рыщешь, оратор,
вся лишь разница кроется в том:
кто здесь брат, кто на брата,
и в каком я столетье дышу,
и смогу ли обратно?
И кто будет с землей,
а кто с небом беседы творить.
© Дмитрий Рябинин