Коварна женская натура. Исповедь суицидника

Сергей Иванович Тверь
18+

Коварна женская натура,
Как после сауны сквозняк.
Все, вроде, есть: лицо, фигура,—
А вот с характером косяк.

Бывает, не дает до свадьбы,
Как эту стерву не проси…
А, собственно, могла и дать бы —
Что б изменилось на Руси?

Когда в невестах — павой ходит,
Читает книжки про любовь,
Себя блюдет: глаза подводит,
Помадит губы, мажет бровь.

Всегда чиста и аккуратна,
Одета чуть не «от кутюр»,
Легка, в общении приятна,
Есть маникюр и педикюр…

А после свадьбы — на фиг книжки,
Как с самосвала голова,
Не сильно бритые подмышки,
По вечерам глядит «Дом два».      

На ножках колется щетина,
Чесночный запах изо рта…
Дополнит стремную картину
На кухне грязная плита.

Неисправимое упрямство:
Всего два слова: «не хочу!»,
Капризы, ложь, непостоянство,
Про логику вообще молчу.

Во всем она должна быть первой,
Что заставляет волком выть:
Уж если что замыслит, стерва,
Так значит, так тому и быть.

Ее приемы очень грубы:
Свою показывая власть,
Бывает, что не чистит зубы
И может водки выпить всласть.

А в оправданье: «Все мы люди...
Ничто не чуждо в мире нам...
Удел наш женский очень труден
И непонятен вам — козлам».

Теперь затяжки на колготах,
Всегда дешевые духи…
Кому прописывал я ноты
И посвящал свои стихи?

Вот этой без рогов корове
С обрюзгшим, в складках, животом?
Той, кто моей напившись крови,
Меня зовет тупым скотом?

Кому я сочинял поэмы
И в холод отдавал пальто? —
Она, создав одни проблемы,
Не рассчиталась ни за что.

И вот, из грязного халата
Торчит, как дыня, полгруди,
И к ней поток благого мата:
— А ты попробуй, блин, роди.

С ней препираться бесполезно —
Закусишь сразу удила:
— Я, между прочим, друг любезный,
Тебе ребенка родила.

Ну вот, опять открыла жало —
Ей никогда не угодишь.
Себе, я понял, не рожала —
Когда-нибудь еще родишь.

А я рожать не очень мастер —
Своих проблем не разобрать:
Я каждый день кручу блокбастер,
Чтоб было ей чего пожрать,

Чтоб накормить вот эту стерву,
Чтоб это чудище одеть,
Чтоб сохранить при этом нервы,
Да самому не умереть.

Тащу семью, как плуг кобыла,
Конечно, можно отомстить:
Купить в сельпо веревку с мылом
И крюк в сарае прикрутить,

Дерябнуть водки полбутылки,
Курнуть последний раз бычок,
Веревку натереть обмылком,
Проверить, крепок ли крючок,

Башку пихнуть в испанский узел
И вдруг подумать, жизнь кляня:
— Да кто ж мне перспективу сузил,
Кто в клетку посадил меня?

— Так это же я сам, родимый,
Чуть только щелкнуло в паху,
Попал в капкан судьбы голимой,
Поддавшись плотскому греху.

Не разглядел черты опасной,
Себя на смерть приговорив,
Сам на себя, баран несчастный,
Я натянул презерватив.

Теперь все видится яснее,
Когда веревка трет кадык…
Еще стакан налить скорее —
Ужель так сразу и кирдык?

Какой кошмар, какое горе —
Так поздно смысл вещей понять.
Ну подожди, узнаешь вскоре,
Как на хозяина вонять.

Узнаешь ты, но поздно будет,
Наступит страшная пора:
Никто не встретит, не разбудит,
Не угодит тебе с утра.

Блажить неделю будешь воем,
Себя за свинство укорять.
Имея зеркало кривое,
На рожу нечего пенять.

Ну все… пора: бычок последний, —
Да как назло и спичек нет, —
Поднять победно палец средний
И пнуть ногою табурет.

Как бьется пульс, как вьются мысли!..
Унять бы только дрожь в руках…
Эх, сколько нас таких повисло
В сараях на стальных крюках!

Теперь туда, где холод вечный:
В аид зовет меня судьба...
Прости, Господь, твой раб беспечный
Не вынес участи раба.

Еще стакан, — сегодня можно, —
Какая разница уже?
Ну почему же все так сложно
И на последнем вираже?

Сомненья червь пронзил мне душу,
Как искрой Божьего огня:
— Ведь если я сейчас не струшу,
То как же стерва без меня?