Караулов стоял на перроне и пел,
Его поезд ушёл на восток.
Он печально на рельсы стальные смотрел,
И украдкой сморкался в платок.
Он стоял и не знал, как ему поступить,
Ночь раскрыла над ним балдахин,
Звёзды тихо плели серебристую нить.
Вдруг ему показалось, что он не один.
Среди звёздного света стоял человек,
Откровенно следивший за ним.
Невысокого роста, в одеждах как снег,
А поверх головы жёлтый нимб.
Караулов зажмурил, в натуге, глаза,
Напрягая сильней гиппокамп:
«Где он видел его? Уж не те ль образа,
В свете полу потушенных рамп»?
Незнакомец, тем временем, встал на ступень,
Свету дав себя вволю облить,
И слегка улыбнувшись на зыбкую тень,
Необычно вдруг стал говорить.
Его голос шуршал пожелтевшей листвой,
Словно шелест озимых полей,
Его губы, казалось, дрожали порой,
Воздух ночи наполнил елей.
Он спокойно сказал: «Посмотри на себя.
Ты смешон. Взгляд твой жалок и пуст.
Возроди свой покой, всё вокруг возлюбя,
Ибо, всё начинается с чувств.
Не ищи оправданий в тяжёлой судьбе,
Возродись и ты будешь прощён.
Если ты не находишь покоя в себе,-
Ты не найдёшь его где-то ещё».
Он умолк. Караулов стоял, как во сне,
От видения холодный, как лёд.
Человек, между тем, постоял в тишине,
И тихонько пошёл на взлёт.
Его свет растворился среди света звёзд,
Не нарушив вселенский покой.
Караулов, как прежде, стоял в полный рост,
Тот же самый, но в чём-то другой.