Он бы хотел перед сном меня видеть в халате
Белом, как снег, махровом, до самых пят.
Он говорил, что ему до конца не хватит
Жизни, чтобы всю жизнь меня целовать.
Он обнимал меня так, будто очень боялся,
Что улечу, растворюсь словно полночный сон.
Он даже жизнью своею, бывало, клялся,
Что до меня он не был вот так влюблён.
Он целовал меня словно я из тумана
Соткана, будто рассеюсь и хлыну дождём во тьму.
Он называл меня сильной, суровой, странной
И обещал, что будет моим океаном, если я утону.
Диким вьюнком обвивала я шею его и плечи,
Таяла льдинкой на тёплой его груди.
И, уходя, утешала, мол: " Время лечит".
Он, соглашаясь, шептал мне: " Не уходи!"
Я бы ждала его, слившись с оконной рамой,
В платье, нагая, в шортах иль в том халате...
Но ждут меня там, где называют мамой,
Да и его где-то с восторгом встречают: "Папа!"
Я бы о нём исписала клетки своих тетрадей,
Только молчу, прячась в погреб столетним вином.
Чтобы он не увидел как меня лихорадит.
Чтоб никогда не узнал как я болею о нём.
Чтобы жену свою всё же свозил он в Ниццу,
Чтобы смогла спать с мужем спокойно я.
У меня без него жизнь - буднями психбольницы.
У него без меня - реанимация.
Мы бы могли быть счастливы, верю, до самой смерти
Да и потом шагнуть вдвоём за пределы Тьмы.
Только бывает так, что в жизненной круговерти
Слишком уж поздно любимых встречаем мы...