И она бы, конечно, могла притворяться прежней,
сохранять за собой все привычки домашних деток,
в своей комнате с книгой о Хогвартсе и черешней
не нестись к исполнению жизненных пятилеток
с наперед прорисованным грамотным взрослым планом,
подгоняемым: эй, одноклассницы все родили,
одногруппники в кресле начальника долгожданном.
В инстаграме храним себя, будто в цветном мериле.
Вот, казалось бы, время застыло, и встали стрелки,
ничего не меняется, мама печет шарлотку
и кусочки румяные нежно кладёт в тарелки.
Лишь одна за окном только новенькая высотка
ненавязчиво служит свидетельством – жизнь на play’е.
Через месяц родители в отпуск, в Батуми, к тёте.
А она потирает устало ладонью шею,
подавляя вопрос: «А меня вы с собой возьмёте?»
Собирается, едет к себе, засыпает в полночь.
Утром рано вставать – ей же к креслу стремиться всё же.
И, казалось бы, стольких ей можно позвать на помощь,
только что попросить? Беззаботней стать и моложе
не поможет никто. Бесполезно пытаться даже.
Либо плыть по течению, либо ко дну сквозь волны.
Был бы способ, его бы отправили на продажу,
сделав пробный период и комплекс страховки полный.
А пока ей, как прочим, ценить, что сейчас имеет,
да читать в новостях, что ещё сочиняют власти,
и держаться решительней, чуточку, может, злее,
отвечая с улыбкой на все похвалы: «Не сглазьте».
И держаться, держаться, держаться вплоть до заката,
чтобы тихо прижаться к плечу, сжав листок бумажный
и писать о любви, пусть твердят: «как-то простовато».
Потому что о прочем писать стало слишком страшно.