Лето отгорело. Оголился лес,
Не видать за хмарью синевы небес,
На лугах замокших не собрать букет.
Рыжая Мария смотрит в конский след.
У Марии спрятан на груди голыш,
Взятый там, где раньше пел сухой камыш, –
В камне странно гладком, что в воде лежал,
Кажется Марии тонких губ оскал.
Видится Марии глаз в косом сучке,
Чудится ей тело в тёсаном бруске,
Слышится ей голос в скрипе тополей,
В хрусте палых листьев, в шорохе дождей.
Старшая сестрица липнет, словно мёд,
Младшую пытает, жизни не даёт:
"Отчего, признайся, всё глядишь вокруг?
Отчего забыла прялку и подруг?
Отчего, Мария, ты как лунь бела?.."
"Оттого что, Марта, леший взял меня.
Я с ним танцевала жито на воде;
У него брусника в чёрной бороде,
Он построил в чаще чудный тёплый дом.
Только, Марта, что-то не приходит он...
Как бы не оставил он меня одну!
Я с тоски уж чахну и судьбу кляну".
Дождалась Мария первых холодов,
Убежала утром от людских домов,
И ещё до крика солнца-петуха,
Тонкий лёд пробила – и на дно пошла.
С той поры три ночи на святой Покров
Бродит по болотам, ищет мужнин кров
Мавка-водяная. Не страшна – грустна
Рыжая Мария, лешего жена.