* * *
Моей маме
Пламени пылающая масса
вырвалась, стеная и звеня,
и пахнуло вдруг горелым мясом
то, что мать схватила из огня.
Выбежала, кинув дом горящий,
ничего не видя впереди,
сын её, ещё не говорящий,
в сиплом крике бился на груди.
Мимо горожан в халате пегом,
полы треплет ветер на бегу,
и следы, растянутые бегом,
оставляют тапки на снегу...
Старая уральская больница,
и обход обычный по утру,
вынужден главврач остановиться,
хмуро поглядев на медсестру.
"Если до сих пор вам не известно,
за стеной давно идёт война,
потому-то штатским здесь не место.
Что молчите? Чья это вина?
Раненными полны коридоры.
Будет здесь порядок, наконец?
Женщину - на выписку. Что? Горе?
Да, младенца жаль, но - не жилец."
Выдана живому - похоронка,
матери - завёрнутый конверт,
а она на вид - ещё девчонка,
может, двадцати неполных лет.
Поворчав, кусочки белой бязи,
отдала старушка-медсестра,
и тайком - большую банку мази:
"Мажь, голубка, малого с утра."
Слава тебе, Господи, что всё же
на войне и в тыловой беде,
вопреки суждениям расхожим,
доброта жива в сердцах людей.
А девчонке выпала награда -
разбираться в лекарских азах,
каждый день покажется ей адом
в материнских муках и слезах.
Но мечтая о счастливом рае,
суетясь у ада на краю,
мы свою судьбу не выбираем,
принимаем то, чего дают.
И всегда оценивая данность,
мы к мечте торим свои пути...
а врачу несбывшийся диагноз
мы ещё тогда смогли простить.
.