Сказки слаще давней были, только сказки - не о том...Почтальонку не любили в сорок первом и втором. "Похоронны, знать, у Броньки - ох, пропали мужики..." Их не звали "похоронки" - слишком были велики. Брали бабы желтый листик, кто молчал, а кто базлал. Кулаками била Христя Броньку с горя - не со зла.
Где порвется, там и тонко. Глядь - в ладони пустота. В сорок третьем почтальонка померла от живота. "Тань, пошарься за иконой...подоконник-то в пыли..." Восемь рваных похоронных под окутками нашли. Шапку снял Семенко Белый: "Ох ты, Бронька, е-мое. То ль себя она жалела, то ли глупое бабье".
Все б ничо, да дура Олька - погрешили на вино - утром баяла в песелке: Броньку видела в окно. Сумка сбоку - та, казенна, гребнем месяц молодой, восемь рваных похоронных вместо крыльев за спиной. "Не бывать такому делу". "Не мути, знатка, народ". Только Христя заревела первый раз за целый год. Только видят все же Броню в огородах, в камышах: восемь рваных похоронных за лопатками шуршат. С каждым годом крылья шире, суше, сгорбленней спина...
Ей ходить, покуда в мире не закончится война.