Валерий Савостьянов
О ПРАГЕ, ЧЕХИИ, ЛЮБВИ...
(цикл стихотворений)
С О Д Е Р Ж А Н И Е
1. Прага и Дрезден
2. Моравско-Остравский орешек
3. Часы в Праге
4. Когда-нибудь снова такое случится
5. Поцелуй на Карловом мосту
6. Виолончель
7. Вшеноры
8. Вацлав и Карлов мост
9. Пражская икона
10. Пражский хлеб
П Р А Г А И Д Р Е З Д Е Н
Коротенькая справка: в стихотворении упоминается фамилия Конев. Маршал Конев - это главнокомандующий 1-м Украинским фронтом, бравшим Прагу в мае 1945 года. Остальные фамилии - это фамилии великих художников: они общеизвестны. Кроме, пожалуй, одной: Муха - это фамилия выдающегося чешского художника
Я был в них недолго, почти что проездом.
Невольно я сравнивал Прагу и Дрезден,
Порой столбенея от недоуменья,
Что нету, увы, никакого сравненья!
Да, Дрезден хорош: в нём Собор, Галерея —
Но всё-таки сколько же в нём новодела!
А древняя Прага казалась мудрее:
Глазами веков прямо в душу глядела!
Я в Прагу влюбился — скажу без утайки!
И то, что спасли её русские танки
И русские «Илы» её не бомбили,
Лишь веские плюсы в любви этой были!
Представьте же: май, купола, базилики —
И павших солдат светоносные лики,
Такие, что впору писать на иконах!
Одну я назвал бы «Святые и Конев»…
А Дрезден? Про это вы знаете сами —
А Дрезден в руинах, сожжён небесами:
Союзное войско, пехоту жалея,
Сожгло, разбомбило его Галерею.
И тысячи жителей мирных сгорели —
А с ними Веласкесы и Рафаэли.
И тысячи беженцев, чаще невинных —
И сам Леонардо? — погибли в руинах.
И тысячи пали от бомб равнодушных —
Конечно, врагов, —
Но, считай, безоружных,
Желающих плена, как манны небесной.
А вдруг среди них Тициан неизвестный?
А вдруг среди тех, что решили сдаваться,
Ван Дейк, Веронезе,
Ватто, Караваджо?
Но в плен их не взяли — теперь «на иконах»
В аду они пишут «крылатых драконов»!
А лётчик, сгубивший Сандро Боттичелли,
Черней всех чертей там
И дьявольской черни! —
Любой его хает, и всяк его судит,
Что прежнего Дрездена больше не будет,
И в нём не бывать — в силу высших законов —
Иконы, подобной «Святые и Конев»…
Из мёртвых колодцев — воды не напиться:
Дай Чехия Дрездену иконописцев,
Дай Прага Германии нового Муху —
Утешить, утишить немецкую муку!
Поскольку иконы, вы знаете сами,
Не пишутся горем одним и слезами,
Не пишутся душ, даже быта уродством —
А пишутся мудростью и благородством,
А пишутся мужеством, великодушьем,
И верой!
И братством — славянским оружьем —
Как в Праге в конце боевого похода
Победной весной 45-го года…
М О Р А В С К О – О С Т Р А В С К И Й О Р Е Ш Е К
Верю я, что общую Победу
Чтить наш общий мир не перестал!
И на Праздник в Чехию поеду:
В личный тур — по дедовским местам.
Посещу Моравию, Судеты,
Одру и Карпатский перевал —
Передам поклоны и приветы
Тем краям, где дед мой воевал.
Здесь, в горах, я думаю, пореже
Спесь гремит в победный барабан —
Здесь Моравско–Остравский орешек:
Долго нам он был не по зубам.
Спросят: «Что ты вспомнил это? Кто ты?» —
Тот я, в чьём роду фронтовики,
Знающий, как остравские доты
Здесь косили русские полки.
И не свитки сталинских приказов
Положить хочу я на весы,
А дороги дедовских рассказов,
Вздохов, умолчаний и слезы.
Наших мёртвых не вернуть обратно:
Что им наша спесь и наша лесть?
У весны победной — были пятна!
Что же? — И на солнце пятна есть!..
И когда помянем и отплачем,
То, последний выплеснув елей,
Поблагодарим и неудачи —
Завтрашних побед учителей.
И не попеняем генералам,
Чтя их путь и нимбы их седин.
Мой поклон им, пусть не гениальным:
Всё же дед вернулся — невредим…
Ч А С Ы В П Р А Г Е
Пражские куранты или Орлой — средневековые башенные часы, установленные на Староместской ратуше в Праге.
Центральной фигурой в верхней части Орлоя является каменный ангел. Ангел является борцом с тёмными силами…
Наверху имеются два окошка, в которых каждый час, когда бьют часы, показываются фигуры 12 апостолов, сменяя друг друга.
По сторонам астрономического циферблата 4 скульптуры: слева — Тщеславие и Скупость, справа — Смерть и Турок.
В самой верхней точке над циферблатом расположена фигура льва. На языке символики и мифологии лев считается королём зверей и защитником... Далее, следуя по часовой стрелке, можно увидеть маскарон — фантастическое лицо. Маскароны помещались на соборах с целью отпугивания опасных внешних сил…
Во время процессии апостолов фигуры приходят в движение. Наибольшее внимание привлекает фигура Смерти, которая переворачивает песочные часы, кивает головой и дёргает за колокольчик. Фигура Тщеславия поворачивает голову и смотрит в зеркало с разных сторон. Фигура Скупости встряхивает мешочек с деньгами, а Турок отрицательно мотает головой. Окончание представления знаменуется криком петуха. Затем цимбалы отбивают очередной час…
Так же как и астрономический, календарный циферблат фланкируют 4 скульптуры: слева — Философ и Архангел Михаил, справа — Астроном и Летописец. В руках у Философа — перо и свиток. Архангел изображён с огненным мечом. В руке у Астронома находится подзорная труба, а у Летописца — книга…
Из статьи в Википедии
Коль спросите меня, что в Праге для души,
Где там всего сильней очарованья чары:
Где грезишь, как в раю,
Где хоть стихи пиши? —
Пусть первым прозвучит весомое Градчаны!
Градчаны — не район, а вдохновенья клад:
Туристских пражских мест бесспорная элита!
И вот уже жужжит
Жук майский — Пражский Град,
И вот свистит стрела — собор Святого Вита!
От Вацлава пройдя по Карлову мосту,
Легко в Градчанах вы отыщите их сами.
Спешите же узреть святую красоту!
Но прежде, как всегда, свидание с Часами!
Таков обычай здесь: Часы не обойти —
Здесь нужно постоять, как на молитве в храме,
Подумать о своих несказанных «Прости!»,
Что действуют в судьбе, как вирусы в программе.
Для каждого из нас — небесный Пражский Град,
Для каждого из нас — небесные соборы!
Где ж антивирус? — Вот! Апостольский парад
В душе, как на Часах, чтоб не грозили сбои…
Но если ты попал Тщеславию в полон,
Как Скупость, добротой не пожелал делиться,
Тебя не защитят ни Лев, ни Маскарон.
И Ангел за тебя захочет ли молиться?
Философ скажет: «Сам сгубил свою судьбу!»,
Цитируя трактат о нравственных началах —
И Астроном тебя в подзорную трубу
Уже не различит в космических Градчанах…
Волшебный Петушок, твой голос так высок! —
Пока не зазвонил печальный колокольчик
И Смерть песком часов не стёрла нас в песок,
Останови её кривляния и корчи!
Гляди, Архангел сам
За нас встаёт с мечом,
И Летописец: «Нет, итог ещё не ясен!»—
Захлопнул свой дневник, —
«Не мёртв — не обречён...»!
Лишь Турок головой качает: «Не согласен!»…
И вот цимбалы бьют, срок Страшного Суда
Не называя — но предвидя в круговерти…
О, город–парадокс: здесь лучшее всегда
Случается не до, а только после Смерти!..
К О Г Д А - Н И Б У Д Ь
С Н О В А Т А К О Е С Л У Ч И Т С Я
Когда-нибудь снова такое случится,
Когда-нибудь вновь наберусь я отваги
Приехать, чтоб городом этим лечиться —
Вернуться в места моей собственной Праги.
И сердцу скажу я: «Ты мой навигатор —
Веди же!
И сколько б ни стоила крона,
Отпразднуем встречу на зависть богатым
В раю сновидений, в отеле «Корона»!
Ты знаешь само, что немало такого
Есть в Праге,
За что жизни целой не жалко,
Но здесь лишь возможен сюжет пустяковый
С особой, что даже, увы, не пражанка.
Простушкою в нимбе Святой Луитгарды
Вот вновь она снится мне в баре отеля:
Хохочет и плачет —
И путает карты,
И ждёт не любви, а безумства Отелло!
О, старое сердце, она нестерпима,
Она и во сне обрекает на пытки:
Садится за столик и пьёт моё пиво —
Но всем, даже бармену, дарит визитки
В стихах и с рисунком от Блоковской Дамы!
А что с нами станет — её не печалит!..
Под утро идёт собирать чемоданы
И все телефоны свои отключает…»
П О Ц Е Л У Й Н А К А Р Л О В О М М О С Т У
Я поверил в чуда простоту,
В хитрый ход рекламок современных:
«Поцелуй на Карловом мосту —
Ключ к ларцу желаний сокровенных!..»
Но поверил, видно, сгоряча:
В том и трюка тайная изнанка,
Что желанье самого «ключа» —
Цель и есть любовного подранка.
А иное — право, для дельца,
Вечного искателя приданных
С жадной жаждой именно «ларца»!
Он в любовь играет лишь при дамах…
Что мне он?
Мне по сердцу простой,
Искренний, доверчивый и цельный,
В Чехию примчавшийся за той,
Что любых сокровищ драгоценней!
Он за нею ходит по пятам
Другом ненавязчивым поодаль —
По музеям, замкам, по мостам —
Веря гидам и экскурсоводам.
И однажды, словно на лету,
Он поймает их рекламный слоган:
«Поцелуй на Карловом мосту —
Ключ!..»
О, этой взгляд! О, этот локон!
И с моста готовый за «ключом»:
«Спорим?..» — он склоняется над бездной, —
И не видит смерти за плечом
В облике красавицы любезной…
В И О Л О Н Ч Е Л Ь
Злата Прага. Нове-Место.
Фестиваль всего три дня.
Но, прощаясь — как невеста
Вы смотрели на меня!
Что мне делать с этим взглядом,
С этим выплеском тоски? —
Никогда не будут рядом
Наших стран материки.
Лишь останется концерта
Дебютантская боязнь,
Мой букет Вам —
И акцента
Благодарная приязнь!
И футляр с виолончелью,
Что в гостиницу занёс.
Чем не повод к приключенью,
К торжеству девичьих грёз?..
И кончается бумага
Для стихов и дневника:
И одна-то Злата Прага —
Новый том наверняка!
А когда Вы с нею вместе —
В бликах солнца, в блеске звёзд! —
В Пражском Граде, в Нове-Месте:
Вацлав, Войтех, Карлов мост,
Ян, собор Святого Вита,
Луитгарда, Иоанн —
О, я стану знаменитым!..
Знать бы только мне, как Вы там,
В самой страннейшей из стран,
Чьи
стальней лишь
каждый мускул,
Лишь грозней огонь очей,
Коль поёт
с акцентом русским
О любви виолончель...
В Ш Е Н О Р Ы
«...А самый счастливый период моей жизни — это — запомните! — Мокропсы и Вшеноры, и ещё — та моя родная гора»
Из письма Марины Цветаевой Анне Тесковой
Вшеноры — это деревня под Прагой, где долгое время жила Марина Цветаева с мужем Сергеем Эфроном. Вот, например, в одной из записок Марины к Эфрону: «Сыр, масло, молоко за окном. Сыр и масло — справа…»
В это же время у Марины бурный роман с Константином Родзевичем, под впечатлением которого написаны «Поэма Горы» и «Поэма Конца». Здесь же, во Вшенорах, 1 февраля 1925 г. родился и сын Марины Цветаевой Георгий (домашнее прозвище — Мур).
Марина совершенно по-особенному любила Вшеноры, одухотворяя и обожествляя всё вокруг. Например, можжевельнику, который «первый встречает на верху горы», она дала имя обожаемого ею поэта Бориса Пастернака.
А в Праге одно из любимейших мест Марины — Карлов мост, возле которого скульптура рыцаря Брунсвика. Он, как считала Марина, очень похож на неё лицом…
Здесь холмы круты, как горы.
Под ноябрьским дождём
Сыро, скользко.
Во Вшеноры
Мы к Цветаевой идём.
Здравствуй, станция Вшеноры!
Здесь изгнанницей жила
Возбуждающая споры —
Мать, любовница, жена.
И в глубокие овраги
Взгляд бросала из окна…
Я спросил: «А что ж не в Праге?» —
Говорят: «Была бедна!..»
Да, порой бывало туго —
Но не так, чтоб хоть в петлю:
Ведь не прачка ж, не прислуга —
И в стихах: «Люблю! Люблю!..»
А любви не нужно денег,
Чтоб взошли из-под пера
Пастернака можжевельник,
Знаменитая Гора,
Карлштейн, Боженки вилла,
Храм с кладбищем–цветником.
Всё в стихах: ждала, любила,
И печалилась тайком.
И восторг — рожденье Мура!
И намёк, что неспроста
Двойника её скульптура
Возле Карлова моста…
Много лет потом в Париже,
Но в письме — судьбе ль укор? —
«Ничего родней и ближе
Златы Праги и Вшенор…»
Вот идём: Боженки вилла,
Храм с кладбищем–цветником,
Дом, доска —
Ну как же мило:
Над сбежавшим молоком
Лев, спешащий бедолажка,
Ну а справа, из угла,
Рыси сонная мордашка.
И по-чешски: «Здесь жила…»
Так вот ласково, влюблённо,
Даже взятого в полон,
Львом звала она Эфрона,
А Марину — рысью он.
Не мешай же ранний сумрак
Нам, по крови ей родным,
Видеть дом, доску, рисунок —
С той запиской, что над ним:
«Сыр, масло, молоко за окном.
Сыр и масло — справа.
Не упусти молоко. (!!!)
Возьми письма.
— Простись!!! — »
В А Ц Л А В
И К А Р Л О В М О С Т
1.
«Дорога словно скатерть,
Твой конь забаве рад!
Куда ты, Вацлав, скачешь?» —
«В наш замок, в Пражский Град!
Но где же переправа?
Не видно берегов!» —
«Весной родная Влтава
Коварней всех врагов!
Рискнёт иной упёртый,
И дно — его погост!..» —
«Отец мой, Карл Четвёртый,
Вот-вот построит мост.
Прочней моста такого
Не знали до сих пор:
На яйцах известковый
Готовится раствор!..
Полуголодный, босый
Отряд моих возниц —
Но с яйцами обозы
Привёл я от границ!
Знай, зодчий:
Воз последний
К полудню будет здесь…» —
«Спасибо, принц наследный,
За радостную весть!..»
2.
Где короли и принцы
С народом заодно,
Успеха главный принцип
Узреть не мудрено.
Он сам тебя заметит —
Даст мужество творца,
Коль ты в крутом замесе
Готов на роль яйца:
Готов скреплять собою
Великие мечты,
Где замки и соборы,
И вечные мосты!
И будут с изумленьем
Потомки наблюдать:
Векам и наводненьям
С тобой не совладать!
И будет брагу Праги
В коктейль мешать поэт,
Скрепляя рифмой правду
Реалий и легенд…
П Р А Ж С К А Я « И К О Н А »
Ты живёшь с улыбкой безмятежной
В чудной сказке пражских панорам.
Ты идёшь в собор Марии Снежной —
Он похож на Сергиевский храм.
Нет икон — зато молитвы те же,
А ещё с немыслимых высот
Лики, что услышат и утешат,
Музыка, которая спасёт…
А потом — приснится же такое! —
Потайные двери, витражи,
Старых книг музейные покои,
Рукописей древних стеллажи.
И навеки ныне, да и присно,
Сохранит планшетника альбом
Фото, где над книгой рукописной
Ты сияешь многомудрым лбом.
Так летят минуты незаметно…
А проснёшься — в памяти живёт
Юная монашка пани Петра,
Фестивальный гид, экскурсовод.
Что за сон: к трагедии ли, к драме?
Жизнь порой подобна палачу…
Ты сегодня в Сергиевском храме
Ставил за любовь свою свечу.
Доставал из памяти безбрежной,
Из калейдоскопа панорам,
Прагу и собор Марии Снежной,
Что похож на Сергиевский храм.
«Пресвятая Дева, Бога ради… —
Смахивал слезинку рукавом —
В храме Ты — в серебряном окладе,
В Праге же — Ты в облике живом.
В храме — солнца луч, дыханье ветра,
Мотылька мечтательный полёт.
В Праге — Ты монашка пани Петра,
Фестивальный гид, экскурсовод.
Что же так задумчиво и строго
Смотришь Ты из рая своего?
И твердишь: монашки любят Бога,
Бога лишь! И больше никого!
И велишь в молитве безнадежной
Поберечь мой бедный лексикон?..»
В Праге есть собор Марии Снежной —
Там, в соборе этом, нет икон.
Лишь одна в окладе заоконном
Пани Петра, фестивальный гид,
Иногда с величием иконным
Из окна музейного глядит…
П Р А Ж С К И Й Х Л Е Б
Не знаю, для чего мне продиктован
Такой сюжет — уж слишком он нелеп
Тем, что так прост — как в Праге в продуктовом
Я покупал обычный пражский хлеб.
Добавить нужно, что дешёвый самый
Так вкусен был он, что по вечерам
Мой поздний ужин: с ним, с домашним салом
И с крепким чаем — равен был пирам!
Вы спросите: а что же в рестораны
Ходил я редко? Кроны, что ль, берёг?
Всё просто: реагировали странно
Там иногда на русский говорок.
И навсегда запомнилось, как жарко
Сказала что-то в сторону мою
Официантка, старая пражанка,
На просьбу лишь расшифровать меню…
Но пан седой — у СвОбоды солдатом
Он воевал — был вежливым со мной:
«Прости: они забыли сорок пятый,
А только помнят шестьдесят восьмой…»
Да ладно, брат: плевать мне на интриги,
Коль по сердцу мне Праги купола
И хлеб её, похожий на ковриги,
Какие в детстве бабушка пекла!
Есть чай пока и даже сала малость —
Всё остальное, право, «се ля ви»…
И долго-долго мне не засыпалось,
И я писал о Праге и любви.