— Простите, вы не скажете, кто крайний?...
(Как сельди в бочке, душно, как в парилке)
— Да был один тут... Как бишь его... Райнер...
Мария Райнер — немец, типа, — Рильке.
Просили очередь за ним не занимать —
но невдомёк поэтам голоштанным:
всё прут да прут... Извольте принимать
осипшего от крика Мандельштама...
Здесь этой публики навалом — несть числа,
всем — в Вечность, всем не терпится однако...
Еще один припёрся — принесла
нелёгкая поэта Пастернака...
Товар кончается, но валит всё народ —
я им по-русски, а они по-скотски...
А этот рыжий — просто буром прёт,
Иосиф, говоришь, — не Сталин? — Бродский!
Ну ладно, проходи, едрёна мать, —
не пустишь напрямки — пройдет задами,
им наглости вовек не занимать, —
за славой прутся стройными рядами... **
Всё! Закрываемся! За Бродским — никого
мы больше в Пантеон не пропускаем!
Он — крайний и последний. Мы всего
четыре гения в столетье принимаем...
А это кто еще? — ведёт себя по-хамски...
Приём окончен! В будущем столетье,
возможно, примем вас, товарищ Моставлянский...
Пока ж займите очередь ...в буфете.
_______
* Автор извиняется за чрезмерное употребление глагола "прёт" по причине отсутствия у оного достойного синонима.
** Здесь была другая строчка, замененная из соображений политкорректности ))