Верь сердцу своему сказка-быль

Наталья Бородкина
       Тихо и мягко заскрипел снег, едва присыпавший полу-застывшую октябрьскую грязь. Брезгливо встряхивая лапками в ослепительно белых «носочках», вышел из своего подъезда всеобщий баловень и любимец двора кот Кеша.
       Кешу любили все. И старушки, коротающие время на лавочках, безобидно сплетничая обо всех обитателях небольшого городского двора. И дети всех возрастов и национальностей, самозабвенно играющие на детской площадке. И молодёжь – девчонки и парни, занимающие те же лавочки с позднего вечера и почти до утра. Взрослые были не в счёт. Рано утром они отправлялись на работу и возвращались только поздно вечером, уставшие и безразличные ко всему, даже к нему – Кеше, и спешили к своим диванам и телевизорам. Но Кеша не обижался на них – он понимал, что они должны работать для того, чтобы старушки могли отдыхать на лавочках, дети резвиться на своей площадке, а молодёжь – учиться. Так был устроен мир людей, и Кеша принимал это, как данность.
       Он, действительно, был очень красив, особенно зимой, когда его чёрная шерсть становилась длинной и густой, а лапки и грудка сверкали на солнце ослепительной белизной. Кеша и сам понимал, насколько он красив, и в глубине души считал, что ему больше подходит имя Иннокентий – аристократичное и достойное. Но как объяснить это людям, он не знал. Он прекрасно понимал язык людей, но, как он сам ни старался, люди совершенно не понимали, что он хотел им сказать.
         Вальяжной походкой, он немало потрудился, отрабатывая её перед зеркалом, Кеша обошёл весь двор, потёрся о лавочку, на которой сидели старушки, снисходительно выслушал не отличавшиеся разнообразием комплименты и решил, что во дворе не происходит ничего интересного. Всё самое интересное происходило ночью. В подъездах целовались влюблённые парочки. Подвыпившие парни с поразительным упорством ломали лавочки и качели на детской площадке, которые потом с поразительным терпением ремонтировали и подкрашивали работники домоуправления. А самое главное – ночью начиналась их, кошачья жизнь. Уж тут-то они могли вволю потусоваться (Кеше нравился современный молодёжный сленг за точность и яркость выражений).
          Но сейчас нужно было возвращаться домой. Скоро выйдет гулять Чапа – раздражительный и нервный пудель из соседнего подъезда. Ни то чтобы Кеша его боялся. Конечно, нет. Но это взбалмошное существо, невоспитанность которого могла быстро переходить в агрессию без всяких видимых причин, раздражало уравновешенного, самодостаточного Иннокентия. Он помнил Чапу ещё щенком – ласковым, вертлявым и навязчиво доброжелательным. Но Чапа был некрасив. Наверное, он был помесью пуделя и таксы. Это было нечто неприлично лохматое на коротких, кривых ногах, непонятного грязно-коричневого цвета. Поэтому Чапу никто не любил, кроме его хозяйки – пожилой, усталой женщины с натруженными руками и толстой, седой косой, старомодно уложенной в корону. Мальчишки часто дразнили Чапу. Он стал огрызаться в ответ, за что от взрослых попадало почему-то не мальчишкам, а ему. Со временем его характер совершенно испортился. Он больше не стал подходить к людям, а чаще сидел где-нибудь в сторонке, завистливо наблюдая за малышнёй, копошившейся в песочнице.
          Когда у Чапы было особенно скверное настроение, он становился настоящим террористом. Весь двор был возмущён его поведением, а его хозяйке приходилось виновато оправдываться перед всеми: «Прямо не знаю, что на него нашло» - говорила она и сурово отчитывала взъерошенного и насупившегося Чапу. А ему просто хотелось, чтобы она погладила его по голове.
           Во дворе был ещё один изгой – старый, полудикий кот с клочковатой, свалявшейся шерстью. Когда-то она была ярко-рыжей, за что кота прозвали Чубайсом. Теперь шерсть свалялась и поседела, отмороженные уши тоже его не украшали, а многочисленные шрамы придавали ему совсем уж угрожающий и отталкивающий вид.
            Он жил в подвале большого кирпичного дома и к людям подходил только в случае крайней необходимости – когда был очень голоден. Сердобольные жильцы дома подкармливали его, чем могли, но особой любви к нему не питали. Любила Чубайса только маленькая девочка Полина из соседней с Кешей квартиры. И Чубайс подходил только к ней. Полина крепко прижимала его к себе и гладила, тихо приговаривая какие-то ласковые слова, которые понимал только Чубайс. Это приводило в ужас маму Полины. «Не трогай его – он, наверное, больной» - нервно требовала мама, на что Полина неизменно отвечала одной и той же фразой: «Он холосий, мама, он доблый» - она ещё не умела правильно выговаривать некоторые буквы. Чубайс знал, что Полине никогда не удастся убедить свою мать, и сам отходил от девочки. Он устраивался в сторонке, в тени балкона, откуда внимательно и чутко наблюдал за девочкой. Полина и Чубайс понимали друг друга без слов, и одна только Полина знала, что он охранял её. Когда девочку уводили домой, она прощально махала ему рукой, и он с чувством исполненного долга отправлялся в свой подвал.
           Кеша знал о тайной привязанности Полины и Чубайса, но никак не мог понять, почему девочка так любила именно его, а не Кешу. «Она просто ещё маленькая и глупая» - утешал себя Кеша.
           Кеша уже подходил к своему подъезду, кода его взгляд привлекло что-то новое и непонятное. Подойдя ближе, он понял – это был котёнок. Маленький, дрожащий, жалкий. Такое часто случалось в их дворе – кто-то подбрасывал в подъезды котят, ставших вдруг почему-то ненужными.
Напуганный и не понимающий, как с ним могло такое случиться, котёнок жалобно пищал и прижимался к тёплой трубе. «Ещё один, - равнодушно подумал Кеша, - как они надоели». Он знал, что пройдёт несколько дней, пока котёнка кто-нибудь заберёт к себе. А до этого он долго будет кричать в подъезде, пока совсем не охрипнет.
В огромных от ужаса, переполненных слезами глазах котёнка мелькнула надежда, когда он увидел Кешу, но тот равнодушно прошествовал мимо к своей двери, за которой его ждала миска с его любимым вискасом и мягкий, пушистый коврик.
Вдруг писк котёнка сменился каким-то сдавленным хрипом. Кеша оглянулся и увидел жуткое зрелище. К котёнку молчаливо и яростно подступал Чапа. Его сверкающие из-под растрёпанной чёлки глаза не сулили ничего хорошего. Приблудный котёнок со вздыбившейся шёрсткой и дрожащим хвостиком прижался к стене. Он никогда не видел такого злобного чудовища, и страх, застывший в его расширенных зрачках, буквально парализовал его.
Кеша стал поспешно пятиться к своей двери – он слишком хорошо знал характер Чапы. Но вдруг ярость в глазах Чапы сменилась удивлением. Кот Чубайс, пересекший подъезд одним гигантским прыжком, встал между Чапой и котёнком. Их глаза встретились… Коты и собаки, живущие во дворе, никогда не враждовали друг с другом, ведь все они были здесь «свои». Доставалось только случайно забредавшим во двор чужакам. Тут уж все обитатели двора были единодушны. Это был их маленький мир и они, как могли, защищали его. Поэтому Чапа был безмерно удивлён, что Чубайс встал на защиту чужака. Но та решимость, которую он увидел в глазах противника, заставила его отступить. А Чубайс медленно повернулся, что-то буркнул ошеломлённому подкидышу и спокойно направился к выходу. Он знал, что Чапа никогда не нарушит неписаное правило – не нападёт сзади.
Полумёртвый от ужаса, на негнущихся, дрожащих ногах, котёнок преданно поплёлся за Чубайсом, и через минуту они оба скрылись в зияющем отверстии, ведущем в подвал.
Всё произошло так быстро, что Иннокентий и опомниться не успел - он ошеломлённо плюхнулся на коврик у своей двери. Он понимал, что Чубайс поступил, как настоящий герой, и впервые испытал жгучее чувство стыда – ведь ему даже в голову не пришло защитить малыша. Впервые он подумал о том, как сложилась бы его жизнь, если бы он не был так красив – ведь люди обычно берут к себе красивых животных, и относятся к ним, как к игрушкам. Чувство стыда было настолько непривычным, что у него больно заныло сердце и защипало глаза.
С тихим скрипом приоткрылась дверь соседней квартиры. Сначала показался огромный зелёный бант, а потом любопытное личико с широко распахнутыми глазами цвета тёмно-зелёного бутылочного стекла. Это была Полина. Она никогда не видела Кешу таким растерянным и несчастным. Девочка медленно подошла к нему, присела на корточки и, нерешительно погладив его по спине, ласково сказала: «Не плаць, Кеса, всё будет холосо»  - букву «ш» она тоже пока не научилась выговаривать. Кеша впервые с уважением подумал о Полине. Только эта маленькая девочка, у которой были грустные глаза, даже когда она заливисто смеялась, смогла разглядеть за неказистой внешностью Чубайса его большое, доброе сердце. «Наверное, эта девочка умеет видеть сердцем, а не глазами» - подумал Кеша и впервые отчётливо услышал, как его собственное сердце сказало: «Никогда не верь глазам, верь сердцу своему».