то ли лечь на бетонный пол, имитируя пятиминутку перед расстрелом
в забегаловке на окраине, закрывая лицо руками
я давно никуда не спешу и апрельской ночи щупальца
разрывают мое нутро измельчая меня на блюда
для людей с утонченным вкусом
доставая с самого дна волчью тоску тягучую
приправляя несбыточным завтра
по краям обеденных столиков устанавливая подсвечники
из моих сокровенных желаний и из того что когда-либо предал
то ли сдаться во власть подземки
моё тело сольется с вагоном, его окна сквозные раны
мое сердце не вход и не выход,
а двадцать четыре излома высоковольтного электрокабеля
легли на него жгутами
мои нервы пути сплетенные, на белке вырезаются мантры
капиллярным кровавым узором,
но в зрачках только мертвеный холод небо вскрыло давно свое брюхо,
обнаженные звезды-внутренности, изувечились и изгадились
от всей человеческой сути, и погасли все до единой
а кевларовая луна, уже не одно столетие, мертвым глазом дырявит землю
да я и сам пал давно жертвой
бессилие - в шприцы, а шприцы - по венам, так убиваются чувства,
так умирают рвущиеся за пределы своих возможностей
а я храню между ребрами образ библейского ангела,
будто острый охотничий нож
между старым тряпьем изношенным - тем кто были когда то дороже
моей самости
все что нам было важно - обреченное на разрушение
и запрятал тебя поглубже уберегая от этой участи, насколько это возможно
и осмысливал больше нормы, в веществах находя спасенье
знаешь, мне кажется, откровенность - это уже искусство
обесточенность находит своё выражение
в воспаленных лимфоузлах, раковых опухолях, внутренних кровотечениях
после смерти не будет страшно
в астигматизме и глаукоме,
если чего-то не вижу, значит ничего и не помню
выскребаю ключом на стекле в полумраке тускнеющих ламп имя свое
и приписываю destroyed
это больше чем просто отягощенное бытие
зверье порожденное скорбью выжрало всю мою душу
скребется ложкой по позвоночнику
отсталость порвать только кожицу и выберется наружу
к черту, и я вижу твой осуждающий взгляд повсюду
и если честно мне тоже кажется
что делаю слишком мало хорошего
и я падаю, падаю в бездну своей беспричинной порою жестокости
я закрываю глаза и вслушиваюсь
переслушиваю твой голос
и вот лежу словно жертвенный агнец
слишком чистый даже для бога
слишком мертвый даже для смерти
и не помню кто я, до чего же прекрасно забвение, и в груди затихает вой
спой мне еще спой мне
зеленоглазый морфей
я почти что вернулся домой