Первый вздох, первый крик, первый запах –
Запах мамы, груди, молока.
Рук заботливых ласковый бархат
Прижигает бутончик пупка.
Только этот ребёнок несчастный
Не познал этих первых даров.
Под прилавком рождён. В одночасье
Брошен был во вчерашний улов.
Он барахтался в куче зловонной,
Что из рыбьей взросла требухи.
На жестокую смерть обречённый,
За какие незнамо грехи.
Только ангел, над ним пролетая,
Умереть не позволил ему.
«Пусть живет..», - воля бога благая, -
Так решил, значит быть по сему».
Он оправился вскоре от шока,
Но отталкивал запах любой,
Рос отверженным и одиноким.
И единственный запах – ЛЮБОВЬ –
Сохранял и мечтал, что однажды
Он получит любви аромат,
Будет страстно любить его каждый,
Как могла бы любить его мать.
Стал он лучшим из всех парфюмеров
И снискал наивысший престиж.
В мастерстве он не ведал пределов
И на весь был известен Париж.
Он к мечте своей двигался тайно:
Первым был подзаборный щенок,
И тринадцати жертвам случайным
Жизнь, конечно, оставить не смог.
Овладел он великим искусством -
Извлекать ароматы из тел.
Сознавая всю мерзость и гнусность,
Получил всё же то, что хотел.
Овладев эликсиром чудесным,
Получил первый свой поцелуй.
Но, покинутый волей небесной,
Арестован был вскоре Гренуй.
Приговором суда беспощадным
Под толпы улюлюканье, свист,
Парфюмер – вурдалак кровожадный,
Осуждён был на смерть, (как садист).
Жан Батист по пути к эшафоту
На платок вылил каплю духов.
И толпой овладела дремота:
В каждом сердце рождалась ЛЮБОВЬ!
И палач прошептал: «Не виновен!»,
И упал на колени пред ним.
А отец его жертвы спокойно
Произнес: «Я люблю тебя, сын!».
Лишь один Жан Батист хладнокровен:
Он не может любить никого.
Кто же в этом злодействе виновен?
Весь флакон уникальных духов
На себя опрокинул убийца.
И осклаблен в улыбке урод.
Лишь под утро уже кровопийцу
Разыскал протрезвевший народ.
Там же в центре Парижа, на рынке,
Где рождён был торговкой простой,
Он, любви не изведав крупинки,
Был растерзан влюблённой толпой.