Все ли темы подвластны поэзии? Или есть среди них такие сюжеты, перед которыми поэзия бессильно опускает крылья?
Помнится эпизод из жизни Анны Андреевны Ахматовой. Она в очереди с передачей для сына у тюрьмы «Кресты». Холодно, ветрено, сеет дождь. Если передачу возьмут, значит, сын ещё здесь и жив. Рядом бессильно привалились к стене те, для чьих мужей, отцов, братьев или сыновей сегодня передачу не приняли. Умерли, пересланы в другое место заключения? Кто скажет? Хамство, обретшее силу закона, безмолвствует. Одна из усохших от безвестности и горя женщин в очереди узнаёт в промокшей фигурке великую поэтессу и задаёт ей вопрос: «А это вы смогли бы описать?» И слышит ответ: «Да, смогла бы!» Отдавая должное силе ответа, я не верю в его универсальность. По двум причинам.
.
Первая, на мой взгляд, состоит в невыразимости словами переполняющего вас ощущения: у вас и у вашего читателя нет общих понятий и адекватных им слов. Этот феномен очень знаком, в частности, консультантам руководителей сложных туристских походов по горным и таёжным порожистым рекам, перегороженным завалами унесённых течением деревьев. Нет общих эталонных примеров ситуаций для описания того, что ожидает будущего руководителя с его группой участников сплава по реке. Просто потому, что река каждый день и год – другая. А будущий руководитель и его сегодняшний консультант вместе нигде беду из общего котелка не черпали.
.
Вторая причина близка первой и состоит в непередаваемости индивидуальных ощущений боли, ужаса, картин превращения живого человека в окровавлённое безжизненное нечто. Нервы жертвы боя и слушателя из аудитории на парадной встрече с ветеранами войны проводками не соединить. И не привести к общему знаменателю. Поэтому, кстати, настоящие фронтовики не любили рассказывать «про войну». Мне школьнику, занятому каким-то поручением преподавателя химии, довелось случайно услышать беседу с коллегой фронтовиком. Мой преподаватель, в прошлом танкист, говорил о своих ощущениях во время ночного танкового наступления с выключенными фарами через лес в Белоруссии, бывший местом недавнего сражения, откуда раненных не успели унести. Танки во мгле заболоченного леса давили своих и чужих, раненных и убитых солдат, выполняя боевую задачу, намеченную на картах в штабе фронта. Видимо, его слушатель, тоже фронтовик, имел аналогичный страшный опыт, потому что уточняющих вопросов не задавал. Диалог был очень лаконичным. Кто из нас - нынешних - способен написать об этом без фальши?
.
Недавно мне попалась страничка автора, работающего в современной атомной отрасли. Ему очень хотелось рассказать об ответственности и сложности своей работы. Но её специфики он передать не сумел – не хватало образов и понятий, общих у него и у его читателя. Отличить специфику работы в атомной отрасли от специфики сталевара у него не получалось, всё сводилось к верным, но общим словам о трудности, опасности и ответственном отношении к своему делу. Хотя он даже придумал свой литературный приём – беседы божьих посланцев с Небесными силами. Их "глаголы" призывали, обязывали, но не жгли и не вдохновляли. Других же частей речи у автора катастрофически не хватало, чтобы создать емкие образы, да к тому же – образы в стихах, где на одних глагольных рифмах далеко не уедешь. Эстеты не станут читать. Вытекал почти очевидный вывод о том, что для взаимопонимания читателя и автора требуется общий багаж слов и образов, помноженных на жизненный опыт обоих. Обоих! Иначе, один не поймёт, а другому будет скучно. В отсутствии образов не найти сотворчества.
Холодок жути охватит вас при осознании, что аналогичное положение вполне реально при встрече людей, мечтающих о взаимной любви, стремящихся к ней. Если они не найдут общего языка в виде убедительных понятий и образов.
Но о влюблённых в другой раз. Это эссе я затеял, как попытку объяснить самому себе: почему почти нет ярких стихов о работе в атомной области науки и техники? О моряках, о лётчиках, о железнодорожниках, о металлургах есть, а об атомниках – нет? Вот несколько мыслей по этому поводу.
.
Великие физикохимики – Мари и Пьер Кюри – из природной урановой руды выделили ранее неизвестные химические элементы – радий и полоний. Начиная работу, они, конечно, не знали ничего про эти элементы. Они только знали, что радиоактивность килограмма чистого урана меньше, чем радиоактивность эквивалентного по весу количества его руды. Что обуславливает дополнительную радиоактивность руды? Целый сарай с несколькими тоннами руды они перебрали своими руками, перетёрли в ступках и пропустили через серии химических процессов в обычной стеклянной посуде – в колбах, ретортах. Свойств искомых элементов и их число не знал никто. Это был поиск чёрной кошки в темной комнате, причём, к тому же, никто не предполагал, что это ещё и смертельно опасный поиск. Потом, в другие времена, изуверская ссылка на урановые рудники без надлежащей техники безопасности оказалась равносильной ссылке на верную смерть.
.
Обычный путь поиска, принятый со времён рудознатцев и алхимиков, не давал результата – ни металла, ни газа, ни жидкости, ответственных за радиоактивность, выделить из урановой руды не удавалось. Удалось только заметить, измеряя радиоактивность, что при определённых химических операциях её невидимые источники-носители предпочитают концентрироваться на каких-то этапах процесса. Почему происходила загадочная концентрация? Какой массив предположений переработала головка очаровательной уроженки Польши, чтобы прийти к верной догадке?
Кем Мари и Пьер себя чувствовали, ловя «чёрную кошку в тёмном подвале», где этой «кошки» возможно и нет? Как они объясняли родным и близким, чем занимаются, пробуя разные химические способы поимки неуловимого радиоактивного незримого «нечто»? Почему их не сочли потенциальными клиентами психиатрической больницы? Ведь во времена святой инквизиции их бы, несомненно, сожгли на костре. Поэзия – язык образов. Как создать и в стихах поведать про образы: «пойди туда – не знаю куда, найди то – не знаю, что», применительно к научному поиску?
.
Много времени спустя, им удалось так усовершенствовать химические процессы концентрирования «невидимого нечто», что содержащие его растворы стали в темноте от возросшей радиоактивности светиться. Диалектический скачок из количества в качество часто приносит психологическое облегчение: «Если виден лисий хвост, значит лиска близко»!
Прошло ещё немало времени к моменту, когда в лабораторном боксе появился крохотный слиточек металлического радия. Появился зримый образ неведомого ранее «нечто», появился предмет поэзии. О котором Владимир Владимирович Маяковский выдал нетленный афоризм: «Грамм – добыча, год – труды!» И, добавлю, остались незамеченные поэтами обожжённые радиоактивностью руки Мари, которые она прятала в чёрных перчатках, и осталась профессиональная болезнь работавших с радиоактивностью без средств защиты, её погубившая. Современные лирики, вам по силам тема этой трагедии, увенчанной двумя Нобелевскими премиями - по физике и по химии?
.
Много лет спустя, выпускник одного технического института рассказывал, как он пришёл работать на исследовательский реактор. Времена, в отличие от эпохи Кюри, уже были другие – секретные, в нашей стране они были под жёстким патронажем Лаврентия Павловича Берия, реактор называли «аппаратом», разговаривать о нём и о проводимых на нём исследованиях не следовало. Интересоваться тематикой работ соседних групп на реакторе не следовало тоже. «Не говори всё, что знаешь, но всегда знай, что говоришь!» - предупреждали плакаты о бдительности. Выпускника окружил спартанский интерьер рабочих помещений, где ничто не должно было мешать регулярной «мокрой» уборке со специальным средством «Контакт», шипение вентиляции и жужжание ламп «дневного света», а также белые комбинезоны или халаты сотрудников, стойки с измерительной и диагностической аппаратурой и дозиметрами, при полном отсутствии цветов на окнах. Думаю, вы согласитесь, что Муза в такой обстановке не задержится. Сложность и опасность работы в сочетании со строгой секретностью стимулировала чёткое абстрактное мышление, но глушила процесс творения поэтических образов. Термины для абстрактных построений и технических решений были «новоязом», не стыкующимся с классической русской лексикой. Какая тут поэзия в общепринятом понимании?
Упомянутый выпускник технического института признался, что достаточно поздно благодарно осознал прозорливость его руководителей, стимулировавших успешную деятельность альпинистской и туристской студенческих секций. Внедряя принципы здоровой жизни в сознание будущих химиков-технологов, они подарили одухотворённое к ней отношение. Широта мировоззрения, поэтическое восприятие природы и человека закладывалась в походах и в альплагерях при горных восхождениях на всю дальнейшую жизнь: «Где-то есть на свете горы, куда так просто убежать!» В итоге, к концу научной карьеры бывший выпускник всё-таки начал писать стихи, но только не об атомной тематике, составившей содержание значительной части его жизни. «Не говори всё, что знаешь, но всегда знай, что говоришь!» - засело давнее внушение в его сознании. Но ему было о чём говорить - о любви и дружбе, о красотах природы родной страны, о верности любимой работе.
.
Мне подумалось, что поэзии подвластно всё. Непонимание поэта читателем возможно не только по вине автора. Между ними может встать стеной непонимания банальное отсутствие схожего опыта – жизненного, если хотите. Или - владение разными областями знания жизни. И распространённое выражение самонадеянных критиков «не зацепило» вдруг вызовет ассоциацию с гладким блестящим скользким шариком и ответную мысль: «Цеплять тебя, приятель, не за что». Наверное, всем – и читателю, и поэту – полезно создавать новые мысленные образы (учиться?), ставя себя на место другого человека. Наверное, так становятся поэтами даже те, кто не написал ни строчки в своей жизни, но познал её полосатую структуру?