Посреди комнаты, из-под обломков старого паркета тянулись ветви дерева и его огромный, покореженный тоской комнатных потемок, ствол. Пыль густой пеленой застилала шкафы с книгами и гардины, вилась сотнями светлячков в вечернем красно-сером свете. Врезаясь в потолок, ветви гнулись изломами мыслей потерянной во снах девушки, которая лежала в углу комнаты, сжимая в ладони единственный дубовый лист.
Это дерево никогда не было зелено. Весной оно не покрывалось почками, летом не радовало пушистой зеленолистностью, осенью не горело огнем, а желуди не сыпались на пол, стуча в такт заоконным дождям. Всегда одинаково оголенные и костлявые ветви его давили сознание своей мнимой видимой обреченностью.
Она жила в этом доме несколько дней или вечностей, в основном во снах, что прилетали, словно птицы, садились на подоконник, и листами сотни осеней, листопадом, кружились вокруг спящей. Мир застывал, а сознание проникало в пространства между стен, вилось лозой по веточкам дуба, клубилось в потемках под потолком. Но сейчас ее окружало лишь чувство тревоги. Надежда лучами алого солнца из окна слепила желтые бездонные глаза девушки, раскаленными иглами пронзая веки. Сухой дубовый лист в руке - ее сердце, ее спасение. Неужели дерево ожило? Надежда дымом клубилась и застилала пленку зрачков, пылью запутывалась в волосах, но в горле сжимается комок страха, отвратительным ядом неизвестности грядущего. Внезапно все изменилось. Свет из окна перестал быть таким приторно-ярким. И ей показалось, будто дерево стало оживать и по его жилам снова стал течь сок. Усталая ждала, что вот-вот на его тонких ветвях набухнут почки, озарят зеленой дымкой пространство комнаты. А она встанет с холодного пола, подойдет к нему, прикоснется пальцами к шершавой коре, а затем выйдет из опостылевшей пустоты комнаты, уступая место новому постояльцу, который будет беречь это дерево, собирать желуди и варить отвары из коры и листьев.
Вспышка света разорвала стены, исчезло дерево и паркет. Все стало серым. Утро просыпалось дождинками на кирпичные стены и бесцветные крыши домов. Город тонул в утреннем молочном тумане. Ей было трудно открыть глаза, будто веки стали свинцово-тяжелыми, как тучи за окном. Тяжесть наполнила ее тело, тоска оплела голову ветвями шиповника. Еще один серый тусклый день. Она будет ждать вечера, закатного брусничного света, ночи с ее многослойными снами. Но сейчас она заставляет себя подняться, с тяжелым усилием взглянуть вокруг, прожить еще один путой день, только ради того, чтобы ночью вернуться в свой мир. Она не может вспомнить его, но каждый раз желает возвращения. С удивлением смотрит в центр комнаты, будто там не хватает чего-то. Вокруг все бездушно. Сквозняков нет. Пасмурно внутри и снаружи. А шесть бетонных стен давят на голову с невыносимой силой.