Ой, да не машите крылами вы белыми, гуси да лебеди!
Ой, да не звените, бояре-бояне, вы звонкими гуслями!
Ай, да не до любови мне, братие, — с дамами там или с ледями —
Всё думу думаю, ой, други верные, ой, думу грустную...
Ай, да не плачь ты по брату Иванушке, дева Аленушка,
Ой, где-то скачет твой братец Иванушка беленьким козликом.
Ой, припекает весною Ярило — сиречь Красно Солнышко,
Вот только грусть да печаль мне на сердце легли черным облаком...
Ай, родила меня матушка, отрока грешного, буйного неслуха,
Ай, как же носит землица святая такого шального касатика...
Ой, лишь два дня остается, дружинушка верная, до Седер-Песаха,
Оттого и кручинюсь — вгоняет в депрессию та математика.
Ой, Б-жьей волею, ой, дланью мощною — мышцей простертою
Вышли мы все из Египта той ноченькой темною, в страхе и в дрожи мы...
Жестоковыйные, жестокосердные, рогом упертые —
Мы запаслися мукою, водицею, но — пролетели мы с дро́жжами —
Или дрожжа́ми — не суть, только факт налицо: тесто сдобное
Ты не замесишь в пустыне, коль с дро́жжами есть напряженка — и
Лишь удалось нам испечь нечто очень сухое и малосъедобное —
И питались мацою в пустыне мужи сотоварищи, с детками, с женками...
Вот изволь, мой болезный, теперь каждой Б-жьей весною,
Дом скрести свой убогий, его вычищая до дыр и до блеска
И изгоняя, как черта из церкви, из дома трефное-квасное,
Вновь доводя чистоту до абсурда, бурлеска, гротеска...
И не лепо ли бяшеть мне, братие-други, про беды и горести —
Только время нам вспять повернуть уж никак невозможно — и,
Я вам прямо скажу — правду-матку, по чести и совести:
Вдругорядь, покидая Египет, евреи, прошу, запасайтесь-ка дро́жжами...