Тот дедок был паническим трусом,
пол войны кое-как пробежал.
Воевал на Втором Белорусском,
воевал, хоть внутри весь дрожал.
И однажды судьбина лихая
оказалась с ним с глазу на глаз:
Фрицы яростно в лоб наступают,
и звучит командира приказ:
"Всё, отходим, ребята, не сдюжим,
перебежками в тот вон лесок,
под обстрелом, но всё же не хуже,
чем последнюю пулю в висок"
Дед представил – свистят пули-дуры,
и осколки как змеи шипят...
Чертыхнулся, прильнул к амбразуре,
исступленьем горел его взгляд.
Дряхлый ДЗОТ – хоть какие-то стены,
а не в поле мишень на убой!
Закипела трусливая в венах,
и запел пулемёт как живой...
Фрицы падали, словно косою
подрезаемый чертополох:
Две коротких, две длинных и в пояс,
благо, дед тот стрелял, словно Бог.
И отбил он ту злую атаку,
и упал на колени без сил.
Липкий порох вдохнул и заплакал.
Командир ничего не спросил...
Ту историю внук его, Сашка,
из уст дедовых пересказал,
и налил нам еще по рюмашке,
и медали его показал.