По поводу
«Как ни хитра мирская власть,
А думать плетью не прикажешь,
И усмирит тогда лишь страсть,
Когда на плаху мирно ляжешь».
Как долго рос и чей тот нос,
Речь не о том и суть не в этом;
Что красен он, когда мороз,
А от тепла бледнеет летом.
Иной — горбат, другой — курнос
И все нам любы без вопроса.
Но лишь на тех в России спрос,
Чей выше крыши кончик носа.
На ширпотреб его пошив,
Природа мудро огранила,
Таким, чтоб, ноздри распушив,
Дышал, шумя, как мех горнила.
О нём тюрьма, суды моля,
Тоскуя, плачет по закону,
А он доходит до Кремля,
Примерив царскую корону.
Но, как она ни велика
И по уму, и по таланту,
Схватил ноздрями за бока,
Что не сорвать её Атланту.
Живёт отдельно от лица
И не по разуму владельца.
Все знают нос как хитреца,
Но не изгнать его из сердца:
Видать, нас так объял склероз,
Что мы забыли понемногу,
На чью личину нос прирос,
Как стал служить иному Богу.
Я свой с опаской тронул нос,
И убедился — мой на месте…
А тот, не глядя на прогноз,
Поёт, как кочет на насесте.
И сыплет голосом горох,
Как под копирку и без толку,
Пока нам зубы пустобрёх
Рядком не выложит на полку.
Пока же, что он ни сулит,
А боль с бедой идут впритирку,
И - надо помнить - проторит
Мне тропку торную в Бутырку.
Но не о той тропинке речь,
А в том изюминка вопроса,
Как на века предостеречь
Русь от задиристого носа,
Чтоб жизнь могла нас уберечь
От их безудержного блуда —
И не вложил нам в руки меч
Другой заведомый иуда.