Полуясен, неясен,
вишневая муть,
акварелей в стакане вода;
непривычен, ужасен,
разлитая ртуть,
слепящая красота.
И божественный голос
вступает в права,
растворяется в синей мгле,
и отпущенный волос
растет как трава,
пока сплю на сырой земле.
Как бесился термометр,
упрямо твердив,
что пора мне метаться в бреду;
и полился гекзометр,
бессвязный мотив,
и купалась я в черном пруду.
Хмурый врач-каллиграф
выводил приговор,
не учуяв причины след,
пока мой легкий сплав,
полетев через двор,
все искал твой жемчужный свет.