Под горою высокою – залы – чудо постройкою:
Мрамора в них узорчаты, малахит да лазоревка,
А сады мои каменны, а цветы – самоцветами,
На ветвях, на агатовых - листья - блёстками медными,
И плоды на них дивные – век горят алой зорькою:
Не плоды, а рубины то – не рябина: не горькие.
Тишина в моей горнице, ни души во саду моём,
Только прядают ящерки по траве золотым шитьём,
А трава-то – нефрит один, хризолиты – осокою,
Хорошо под горой моей, под горою высокою.
И горят – хоть томится люд на горе непогожим днём –
Во дворце моём светочи, не простым, колдовским огнём.
Хорошо под горою-то… Что, Степан, пригорюнился?
Не держу тебя, золотко: враз пущу, коль не слюбимся.
Аль Данило зовут тебя? Скольких вас повидала-то…
То цветок ему каменный, то руду небывалую…
Что ж, проси, что захочется. Как скажу – так и сбудется.
А потом – не воротится, навсегда позабудется.
Я не злая, не добрая. Так – от скуки помаяться…
Уходи и не помни ты, как повдоль белизны лица
Пробегут, словно искорки, две слезы – изумрудами.
Да не хаживай близко-то вкруг горы, коли мудрый ты.
Пусть не будет вовек уже мне с тобою свиданьица -
Что мне, каменной, сдеется, малахитовой, станется?