Эх, знал бы ты, батя, каких я добился успехов, -
Гордился бы мною, соседу сказал бы: "Гляди:
Писателем стал мой Володька, отсюда уехав,
А если б остался, никем он не стал бы. Поди,
Сидел бы у чайной, сшибал бы рубли на бутылки,
За пиво и бражку колол бы старухам дрова
И спился бы, на фиг, остались бы рёбра да жилки,
А щас пудов семь будет весом... да пуд голова!
А в ей, в голове-то, извилин... как где? - Да нигде так!
Богатства особого нету. Но это пустяк!
Родители всё-таки счастливы счастием деток!..
Прости, что я это затронул, ведь ты холостяк.
Не надо бы было, пожалуй. Но, честное слово,
В газете статью прочитал - и щекочет в зобу...
Ты что замолчал? Что глядишь на дорогу солОво?
Я больше не буду. Давай, возвращайся в избу".
Ещё бы сказал, что пришёл не один, а подружку
С собой прихватил. "Так зови же!" - зажёгся б сосед.
И ты, растопырив пальтушку, достал бы чекушку,
Сказал бы: "Сударыня, милости просим - на свет!"
И вы б, мужики, за меня, за стихи мои пили,
Сосед бы в шкапу пузырёк самогонки нашёл.
Ты, бать, спохватился б: "За Пушкина чуть не забыли!
Давай за него. Он ведь тоже писал хорошо".
Я к славе совсем равнодушен. Почти равнодушен.
А если немножко лукавлю, то ради отца.
Но вам не соврал бы сосед, что Володька Ильюшин
За русский народ, за деревню стоит до конца!
Не смейтесь! Не надо. "Конец" - однозначное слово,
Тут только дурак может думать о чём-то плохом.
Эх, жил бы ты, батя!.. Жила бы деревня Орлово!...
Но вас не разбудишь, но вас не воротишь стихом.
Ушли, если образно... Я ж, по-любому, уехал
И где-то болтаюсь, как в проруби это... Прости.
А надо туда, где ядрёных и сладких орехов
С куста ещё можно для книжек моих натрясти.