Десять дней, ну пускай четырнадцать дней в году
я пишу ему всякую ерунду, на трюмо кладу.
Он читает конечно, думает о своём,
так мы с ним в унисон поём.
Вот, казалось бы, для чего мне его трюмо,
для чего письмо? - Всё всегда разруливается само,
остывает, перегорает, теряет суть.
Мне же надо вздохнуть ему, похихикать ему, всплакнуть.
Он живёт, у него там как-то по-своему всё, пучком,
я вплываю в него косяком, захожу гуськом,
разворачиваю к лесу задом, ко мне - чем-нибудь другим...
Сколько выслушал он моей пурги! ммм!