Робость
Слезоточивый воздух марта
протек сердечною тропой.
Застежки вырваны с азартом –
слетел бюстгальтер снеговой
с холмов, торчащих в неба выси
и ждущих чьих-то грубых рук,
что выжмут сок из этих сисек,
и тот стечет на ближний луг
ручьями вешними.
Эй, гуси!
Пора раскинуть новый стан.
И только я перед Марусей
застыл, как робкий мальчуган.
Потому что
Потому что весна – и отпущены вожжи.
Распускается все, рвется горло в апаш.
И в прокисших мозгах бродят свежие дрожжи:
или ты поскакал, или – вовсе не наш,
и тебе в те края, где нет смены сезонов,
где тепло, как в раю, и ничто, как в раю,
не нарушит течения мирных законов,
берегущих надежную крышу твою.
Ну, а здесь - потому что опять перемены:
ничему устояться они не дадут.
И вскрывает дорог обреченные вены
скальпель солнца. И грязные воды текут –
и не надо страдать неврастенику-мэру,
как убрать этот в лёд спрессовавшийся снег?
Потому что весна чумовою химерой
входит в город, казалось, забытый навек.
И неряшливость наша верней всех призывов,
отовсюду оттаяв, напомнит о том,
что назло внешним санкциям мы еще живы,
наполняя пространство свежайшим г…
Масштаб
Заграница теперь не поможет –
всё, что наше, нам надо самим.
И мурашками бродит по коже
воздух родины, сердцем храним.
В бездорожье уходят дороги,
в море льдины уносит река,
где язычества первые боги
завещали любовь на века,
где снегурок своих целовали,
выпивая их кровь, мизгири,
где от нынешних наших печалей
загрустили б одни упыри.
По Европе кочуют арабы?
У Америки… Где это, брат?
Может, сузить пора нам масштабы
до забытых отеческих хат?