За строкой черновой
и еще недомысленным словом,
темной лестницы бЕгом
на волю вечерних охот,
за стеною аллеи, за голым
частоколом кленовым,
открывается времени зубчатый ход.
То родимой реки
вожделенно-тяжелые токи
и уступы слетающих кубарем берегов,
где березника льются
густо-молочные строки,
и ольшаник пурпурен
на белых лоскутьях снегов.
Время, время мое!
Ах, вот ты какое – дугою,
полумесяца нитью стянутые луга.
Солнца кровь на воде.
Но молодеют снега,
свежим пеньем синиц
перекликаясь
с Окою.