if these old walls, if these old walls could speak

Мост Эйнштейна-Розена
Я так устал от всей этой романтической е.балы вперемешку с кровавыми банями,
Которой нас кормят ежедневно с экрана, печатных изданий,
Новостных лент фейсбуков и тви.
Мне абсолютно не интересно кто там с кем е.бется, женится, рождается от суррогатных матерей,
Зомбоящик разрывается от петушиных скачек, изуродованных детей и бомбардировок, ИГИЛ, чо там у хохлов.
Как там Амур и Тимур, мне горестно признавать что старикашка Фрейд был прав,
И все вращается вокруг оси промежности, неудовлетворенности собственного эго и слабостей,
Подлежащих лишь оправданию и прикрыванию самыми дичайшими способами,
Вместо попытки исправиться и стать сильней.
Как будто собственной жизни мало, расшатанной как старая стремянка,
Вот-вот разобьешь ****о,
Но тебе все мало и ты не замечаешь,
Просто дайте еще раз покрыть собственное недеяние, что зовется безволием.
Мне так х.уево ездить в общественном транспорте, особенно метро,
Восковые лица, рыбьи глаза, вслушайся в издаваемые ими звуки.
Становится страшно, я умер, господи?
Вглядись в них как следует, и ты увидишь нечто худшее сайлент хилловской нечисти,
Творений Шванкмайера, кошмаров Босха,
Обладают друг друга до кости по команде, ублюдочные собаки.
Обменявшие право быть человеком на иллюзорную стабильность сознательно -
Делай что хочешь, но не отбирай у меня тарелку гречки, вк и тиви, там идет неплохой сериальчик.
Что-то там о любви и поножовщине, ну и конечно менты.
Главное мирное небо над головой, а прочее перетерпим.
Очередной вечер обращается в мясорубку, я вызываю такси, наушники в уши, пытаюсь ассимилироваться,
А в зеркало заднего вида отчетливо видно как вселенная, сидя на заднем,
Бьется в корчах и блюет себе на колени.
Но нужно проводить ее до дома, как бы это не было бы противно,
Иначе мы все тут погибнем, то ли в адской трясине разрозненности и непонимания,
То ли просто сместив полюса ценностей по максимуму, хотя куда уж дальше то.
Самое время выходить и сворачивать горы, но у меня где-то в груди застрял метеорит горя
И вращается по какой-то непредсказуемой траектории,
Ближе к ночи придут электрички, в электричках приедет какая-то странная масса,
С потугой на индивидуальность выражающейся только внешне, что-то кричит,
Достаю блокнот и черную ручку, я рисую сверхновые звезды, раздаю им сотни имен.
Вспомни Экзюпери рисующего для принца барашка в коробке, удава,
А я рисую подобие надежды и счастья,
Но так же весьма убого и схематично, но главное не подача, так ведь, а смысл.
Они врезаются в мои ладони, те кровоточат стихоподобной липкой жидкостью,
У меня гемофилия, да я и забыл.
Тащусь к освещенной платформе разрываясь от колющей боли, оставляю след,
Почти как одна из комет.
Я пихаю стихи по карманам, заползаю в пустой вагон,
Вот тебе больничная койка и гроб, два в одном, -
Уткнувшись в какую-то книгу, растворяюсь в случайных словах, лучших доноров не найти.
Совместимость крови тут не важна и не будет,
Отключаюсь от внешнего мира и он обращается в миф,
Выбираю одну из галактик, ставшей чем-то большим чем любая красивая иллюстрация или текст.
И становлюсь почти что жив.