1
А я тогда ещё жила в деревне нашей
Большой семьей: отец - он сильный, добрый, тракторист! -
И мама-хлопотунья, три сестры, братишка.
Весна заканчивалась. Скоро – выпускной.
Мне мама платье сшила, перешив свое со свадьбы.
Как я кружилась перед зеркалом большим!
И косы – по сто раз – как бабушка учила
Расчесывала, пряди расправляя…
Шёл сорок первый год. Последние дни мая.
Готовилась к экзаменам; братишка,
Совсем малец, чуть больше года с лишком,
Вертелся подле, кулачок во рту и с восхищением
Смотрел он на меня, счастливую, живую.
Мой выпускной: экзамены – отлично,
А планов очень много: поступить,
Потом уж замуж, и детей родить.
Но… утро, июнь, двадцать второе.
Я помню, прокричала тогда мать – «Война!»
И в голос в темноте завыла…
И - уже молча - стала папе сумку собирать…
2
А эшелоны продолжали уходить
На фронт; им нет конца.
В деревне нашей – немцы.
Нам голодно, братишка без конца
Всё плакал, он всё искал отца и хлеба.
Мать как-то сразу на себя похожей
Быть перестала, почернев лицом.
Не знали мы, что сталось с ним, с отцом...
А мы, почти что взрослые и дети,
Конечно, видеть многое могли:
Как по ночам куда-то уходила
В лес, под одеждой пряча сыроватый хлеб,
Не только наша мать; а немцы,
Будто учуяли, как псы, что кто-то помогает партизанам.
У нас был после разговор с моею мамой:
«Прошу, ведь я должна, пусти меня,пусти!»
И мама, до сих пор молчавшая, сказала:
«За старшую теперь осталась – ты!
И если и должна кому-то что-то,
То уберечь сестер и брата. Мне - идти…»
Я не держала раньше автомата,
Читала книжки только про любовь.
Но я кричала: «Ты должна всё понимать!
Но, мама, я хочу их убивать!»
Рыдая, на пол повалилась,
А, наревевшись, сном забылась…
3
Мы долго мамы не видали,
Но что - жива, конечно, знали:
В неделю раз под самым под порогом
Мы находили хлеба понемногу
И ягод полное лукошко;
Съедали молча, не оставив даже крошки,
И я не знала, младшим что сказать…
4
В то утро, всех собрав у сельсовета,
Фашистский офицер довольным был.
Он даже с деревенскими шутил, всё время потирая руки.
Нас всех согнали в кучу и, на немецком сделав объявленье,
Из сельсовета вывели людей:
Их было десять – старики, мужчины,
Мальчишки лет шестнадцати и женщина одна.
Знакомой показалась мне она.
- Вот это – партизаны! Их нашли мы, -
Самодовольно усмехаясь, офицер продолжил: -
- Мы их казним! Сегодня! Перед всеми!
Ни слова, ни всхлипа и ни стона…
Мне показалась мёртвой тишина.
Их выстроили в ряд, таблички на груди «Я – партизан».
Солдаты, нацелив автоматы людям в грудь,
Держали пальцы на курке.
И тут я поняла: «Моя там мама!
Хоть попрощаться дайте!»
Не помню, как бежала сквозь толпу,
Никто держать не стал; все понимали,
Что не сдержать… Огнем всё полыхнуло,
А я, во сне как будто, продолжала всё бежать…
Одною очередью насквозь нас прошило с мамой.
Но перед тем, как впасть в небытие,
Я ощутила, как родные руки
Меня закрыть пытаясь, крепко сжались у локтей…
5
Я это – помню даже здесь, на небесах.
Наверное, нет памяти сильнее,
Чем та, когда закрыть от пуль старалась мать
Своё дитя, волчицей завывая…
Я в платье выпускном теперь всегда…
Живу? Нет, я, конечно, не живу.
Но часть меня, что стала чем-то бесконечным,
Навечно проклинает ту войну!