Голытьба мы с тобою. Осталось продать наши крылья.
Никому не нужны: я пытался – послали на три.
Небо плачет по нам, по забытой своей эскадрилье
и закатом осенним прощально и щедро горит.
Остается взойти на сиротские холмы отчизны,
напоследок вдохнуть полной грудью пространство и грусть.
Мы искали судьбу, а нашли часословы для тризны
и по камню – на грудь.
Не печалься, мой друг, нам счастливая выпала доля:
на высоком холме, от скрещения руки убрав,
распахнуть наши крылья – обнять бесконечную волю
от ближайшей избы до последних ночных переправ.
Это право – любить – никаким не подвластно законам,
даже ангельский штаб предписаний на то не дает.
Ты кричишь: «От винта!» - где-то эхом в ответ: «По вагонам!».
Нас дорога зовет.
Так и надо, мой друг, вопреки, не считая копейки,
за рубли не давясь, не завидуя льготам чужим…
Не дойти до холма? Так давай добредем до скамейки
и, отбросив судьбу, со скамьи в небеса улетим.
Наше право любить – никаким не подвластно законам,
даже ангельский штаб предписаний на то не дает.
Остаётся скамья. Остаются дома и перроны.
Мы уходим в полёт.